Расскажете поподробнее? – попросил я, глядя на темную прореху в череде портретов.
– Он пробыл дожем около года в середине четырнадцатого века, – сообщила незнакомка; ее голос звучал молодо, уверенно, мелодично. – Его обрекли на вечный позор, заменив портрет черным свитком. Фальеро пытался совершить переворот, чтобы свергнуть республику и провозгласить себя принцем.
– Он ведь и так был правителем, – удивился я.
Пиратка пожала плечами.
– Принцы и короли обладали большей властью. Дожей ведь выбирали. Пожизненно, но с уймой ограничений. Им не позволялось вскрывать официальную почту. Сперва письма читал цензор. Дожам также запрещалось беседовать с иностранными дипломатами без свидетелей. Какое-то влияние у дожей имелось, однако во многом они походили на марионеток.
Девушка взмахнула рукой. Блеснули серебром кольца, надетые поверх черной кожаной перчатки. Ее сабля – или пустые ножны? – качнулась у бедра.
– Я думал, портрет спрятали только на время бала.
Она помотала головой.
– Нет, навсегда. Фальеро был приговорен к Damnatio Memoriae [31]. Разумеется, ему еще и голову отрубили, а тело изувечили.
– Разумеется, – мрачно повторил я.
– Республика всерьез принимала такие угрозы в свой адрес, – уже холоднее пояснила пиратка.
Интересно, она из местных?
Улыбнувшись, я изобразил легкий поклон.
– Похоже, вы прекрасно разбираетесь в предмете, мэм.
– Едва ли. Просто интересуюсь.
– Спасибо вам за то, что и меня просветили.
– Не за что.
– Не хотите ли потанцевать? – кивнул я в сторону людской кутерьмы.
Она приподняла подбородок, словно оценивая мой внешний вид, а затем немного старательнее, чем я, отвесила поклон.
– Почему бы и нет?
И мы закружились в танце. Она двигалась с кошачьим изяществом. Я же нещадно вспотел под маской и тяжелыми одеждами, осознав, насколько мудрым решением было проводить подобные балы зимой.
Мы разговаривали под музыку; танец задавал ритм беседы.
– Могу я полюбопытствовать, как вас зовут?
– Можете. – Ничего не прибавив, она улыбнулась краешком губ.
– Прекрасно. И как же вас зовут?
Она качнула головой.
– Спрашивать имя на маскараде не очень-то тактично.
– Почему?
– Разве вы не чувствуете, как духи покойных дожей взирают на нас сверху, призывая к молчанию?
Я пожал плечами.
– Боюсь, что нет. Меня, во всяком случае, они не донимают.
Похоже, эти слова позабавили мою спутницу. Ее мягкие губы разомкнулись в улыбке, а затем произнесли:
