ных лыжах. Всё было, как обычно: весь день на лыжах, а вечером собирались у печки, пили местное вино и горланили свои весёлые дурацкие песни. Но одна интересная встреча в этом году изменила моё мировоззрение.
Нас удивляла одна изящная пожилая женщина, которая лихо спускалась с гор. Экипировка у неё была крутая, австрийская. «Видимо, тётечка не из простых», – решили мы. Однажды на крутом вираже я с ней столкнулся. Мы оба упали в снег и стали чесать свои пострадавшие лбы. Она посмотрела на мои деревянные лыжи, засмеялась звонким детским смехом и спросила: «Откуда ты примчался, добрый молодец, на своих дровах?» «Из Москвы-матушки, матушка!» – в тон ей весело ответил я. «Ну, давай знакомиться! Софья Константиновна», – представилась она. «Филимон», – ответил я. Она достала из кармана визитку и протянула её мне. «Софья Константиновна Барановская. Козицкий переулок… – прочитал я и спросил: – А Козицкий переулок – это где?» «Ой, батенька, да ты и Москвы-то не знаешь. Из лимитчиков, что ли, будешь?»
«Почему это из лимитчиков? – обиделся я. Просто живу в Москве недавно, город знаю плохо» «А откуда приехал?» – спросила она. «Да из столицы южной республики обменялся на Москву». «Так это денег больших стоит. Мне эта тема хорошо известна. Сдаётся мне, дружок, что ты из аферистов». «То из лимитчиков, то из аферистов! – начал злиться я. – Да я простой советский инженер. Угрохал все свои деньги, залез в долги, вот так и очутился в Москве». «Ну, ты, парень, мне лапшу на уши-то не вешай. Я ведь воробей стрелянный, калач тёртый. Простой советский инженер на одну зарплату не поедет в горы. Видимо, у тебя, братец, как у марксизма, есть три источника?» – поинтересовалась она. «А вы, мадам, случайно, не из ОБХСС[1]будете?» – дерзко спросил я. «А ты ершистый, не злись. Такие мне нравятся. Вернёшься в Москву, заходи. Ну, пока», – и она рванула с горы вниз.
Я как-то и забыл об этой встрече. Вдруг обнаружил её визитку в кармане. Сегодня решил нанести визит. Но не идти же с пустыми руками, а в магазинах шаром покати, пустые полки. В одном ларьке обнаружил конфеты-подушечки. Ну, полный финиш! Я же не к бабульке какой-то иду, а к даме. Залез под кровать, там стоял наш Н. З. крепких напитков. Взял бутылку дербентского коньяка, упаковал его в красивый пакет и уже собрался уходить, как жена сказала, что надо провожать родственника на Курский вокзал. Ну, хорошо, пойду к даме позже, благо была суббота.
Проводил родственника. Вижу, милиционеры несут какого-то мужика. Один милиционер оказался моим знакомым. Я поздоровался, он кивнул. Я подошёл ближе и вижу, несут они бездыханное тело великого кавказского поэта, певца гор. Я спросил знакомого, куда они несут гордость советской поэзии? Он засмеялся и говорит: «Приказано упаковать тело в ГАЗ-24 и прямиком на 27-й съезд нашей родной партии». Его коллеги дружно заржали. Я укоризненно сказал им: «Ребята, если вы будете так ржать, то уроните певца гор и тогда абзац нашей поэзии».
Чувствую, стал зазнаваться. У великого поэта и у меня общая симпатия к дербентскому коньяку. Но его любовь судя по его состоянию, гораздо крепче.
Как и говорила Соня, дом её легко найти. Повернул за «Елисеевский» и сразу нашёл его. Поднялся на нужный этаж, нажал кнопку звонка. Дверь открыла хозяйка в сером изящном платье, седая и красивая. «Ну, здравствуй, Филимон! Я знала, что ты сегодня придёшь. Раздевайся, проходи в квартиру». Квартира была огромной с красивой мебелью. «Филимон, садись в кресло или на диван, где тебе будет удобней. Смотри телевизор. Я через пять минут вернусь». «Кто же она, таинственная незнакомка? Может, вдова какого-то шишки? Нет, они все толстые и обрюзгшие». Вскоре вернулась хозяйка. Она прикатила сервировочный столик, на двух этажах которого стояло множество бутылок, бутылочек и графины с разными напитками. На десертных тарелочках закуски. «Ну, Софья Константиновна, полный восторг! В разгар антиалкогольной кампании у вас такое изобилие выпивки. Это может повлиять на наш моральный облик», – пошутил я. «Вот мы сейчас и дадим пьянству наш последний и решительный бой! Наливай!» «А с чего начнём, мадам?» «Как хочешь. Но я бы хотела, чтобы попробовал вишнёвку моего изготовления вон в том большом графине».
«Отлично, – сказал и разлил вишнёвку по бокалам. – Предлагаю выпить за здоровье хозяйки. Ура!» Чокнулись, выпили. После второго бокала вишнёвки Софья Константиновна сказала: «Слушай, Филимон, давай без церемоний будем на «ты» и по имени. Что я старуха, что ли, какая? Мне в прошлом году всего 90 лет стукнуло. Зови меня Софьей, Соней, как тебе будет угодно». «Ничего себе! Ей 90! Я не дал бы ей и 65-ти», – подумал я. Она засмеялась и сказала: «Эх, Филимоша, в 65 ко мне мальчики клеились. Вот так!» «Она читает мысли. Опасная женщина», – подумал я. «Да, не запаривайся, Филимон. Нормальная я бабка. Кстати, на, бери большие бутылки из-под кровати, тебе они пригодятся». «Откуда она это знает?» – подумал я. «Сорока на хвосте принесла, – сказала она и расхохоталась. – Если будешь хорошо себя вести, я покажу тебе несколько упражнений для развития интуиции, и через несколько лет ты будешь видеть людей насквозь, как Вовочкин папа в известном анекдоте». Я засмеялся: «Все, Сонечка, не запариваюсь, я расслабился».
«Вот и молодец, так и
ОБХСС – отдел борьбы с хищением социалистической собственности.
