встретить меня. Измученная и уставшая, Вика лежала на кровати под капельницей. Всё то недолгое время, которое провела у них, я пыталась вести себя как можно естественнее, старалась не останавливаться, рассказывая ей об одноклассниках, что они все ей передают привет и ждут в школе. Боже, какой бред я несла, всё трепалась о предстоящих новогодних каникулах, чудесах и желаниях, которые нужно только загадать, и они обязательно сбудутся. Правда, мне было очень непросто произносить это всё девочке, по-взрослому смотрящей на меня пустыми, потухшими глазами. Она выдавливала грустную улыбку в момент нестерпимой боли, стараясь оставаться воспитанной, и, наверное, хотела одного: только чтобы я быстрее убралась оттуда. Но Люда притянула меня за руку к маленькому столику у окна и посадила рядом с собой. Повисла небольшая пауза, которую нарушила сама Вика:
– Елена Александровна, как ваш сын? Ему не лучше?
Прозвучали слова много пережившего человека, а я почувствовала себя полной идиоткой. Тяжело выдохнув, я стала рассказывать им обеим, что с ним произошло. Они внимательно слушали, не прерывая. А мне стало как-то легко и спокойно с этими людьми, именно потому что они меня понимали, пережив уже всё это. Люда незаметно подходила, постоянно поправляла катетер на руке, давала дочери попить водички. Так я у них просидела, пока не кончилась капельница. Медсестра унесла штатив.
Потом девочка спокойно промолвила:
– Вы не переживайте, всё будет хорошо.
Когда она произнесла важные для всех нас слова, я поняла, что самый мудрый здесь человек – эта девочка, которая за последние месяцы перенесла столько, сколько перенёс не каждый взрослый, а тем более сверстники, размеренно ведущие обычную жизнь. Конечно, они не виноваты в этом. А этот ребёнок, оказавшись волею судьбы здесь, виноват? В чём? Бедная девочка, как быстро ты стала взрослой! Ещё в сентябре Вика училась, но как-то на уроке просто упала – и очнулась уже в другой жизни: анализы, диагноз, госпитализация, химиотерапия. За эти три месяца ею было понято и принято то, что некоторые не осознают за всю жизнь. Я обняла её. Только тут я заметила, что на голове у неё была косынка, плотно обтягивающая голову. Люда сама подняла тему потери волос. Как я поняла, она надеялась, что я найду нужные слова.
– Вика, твои волосы у тебя ещё вырастут, это точно. Главное – уничтожить болезнь, борись, ищи силы, помогай маме. Если ты будешь злая, тебя никто не победит. Твоё имя родители выбрали не зря, ты должна справиться, у тебя нет иного выхода. – Я держала её за руку, а она слегка сжимала мою, подтверждая, что согласна со мной.
– Елена Александровна, вы скажете, когда Жене станет лучше? – спросила она. – Я буду ждать вас с хорошими новостями, – так закончила она, эта взрослая маленькая девочка.
Люда вышла меня провожать и сказала, что у дочки плохое настроение, потому что химиотерапия – очень тяжёлая процедура, а главное, на этой неделе у них в отделении умерли двое детей. И хотя тела уносят ночью, утро начинается с того, что дети все друг друга проверяют. Мне стало
