с кем из знакомых размолвка – сейчас тяжбу заводить. Помилуйте, знакомство большое, размолвки частые – только и знаем, что судимся.
Чугунов. Да, другой раз просто не из чего дело затеваешь.
Павлин. Только что от всех знакомых господ неудовольствия.
Чугунов. Да ведь мы никого не обидели: нам все отказывают, еще ни одного дела не выиграли.
Павлин. Так ведь убытку много: проторы платим да подьячих кормим.
Чугунов. Кто ж их кормить-то будет? Ведь и они кушать хотят, люди тоже.
Павлин. Не считаю я их за людей, сударь.
Чугунов. Напрасно. Ведь и я подьячий, Павлин Савельич.
Павлин. Знаю-с.
Чугунов. А знаете, так будьте поучтивее. У меня таких-то хамов, как вы, полтораста животов было.
Павлин. Было, да прошло.
Чугунов. Да, прошло; был барином, а теперь вот сутягой стал да холопские разговоры слушаю.
Павлин. Нельзя и не говорить; поневоле скажешь, коли вы барышню только смущаете. Можно вам теперь, сударь, кляузы-то бросить и опять барином зажить: золотое дело имеете.
Чугунов. Имею.
Павлин. По милости нашей барышни у госпожи Купавиной всем имением управляете – ведь это легко сказать! Да оно и видно: и домик обстроили, и лошадок завели, да и деньги, говорят…
Чугунов. Заговорили уж, позавидовали!
Павлин. Нет, что ж, давай Бог, наживайтесь!
Чугунов. Да и наживусь, и наживусь. Разговаривай еще! Посмотрю, что ль, я на кого! Я видал нужду-то, в чем она ходит. Мундир-то мой помнишь, давно ль я его снял? Так вытерся, что только одни нитки остались; сарафан ли это, мундир ли, не скоро разберешь.
Павлин. Барыня молодая, добрая, понятия ни об чем не имеют; тут коли совесть не зазрит…
Чугунов. Зачем же ты совесть-то? К чему ты совесть-то приплел? В философию пускаться тебе не по чину…
Павлин (взглянув в окно). Барышня идут. (Уходит.)
Корнилий в белом галстухе и белых перчатках выходит из гостиной, отворяет обе половинки дверей и становится слева.
Явление третье
Чугунов встает со стула и становится невдалеке от двери в гостиную, за ним по линии к выходной двери становятся: подрядчик, потом староста, потом маляр и столяр. Мурзавецкая одета в черную шелковую блузу, подпоясанную толстым шелковым шнурком, на голове кружевная черная косынка, которая, в виде вуаля, до половины закрывает лицо, в левой руке черная палка с белым, слоновой кости, костылем. Проходит медленно и не глядя ни на кого от дверей передней в гостиную. Все стоящие в зале поочередно целуют ее правую руку. За ней, в двух шагах, проходит, опустя глаза в землю, Глафира, одета в грубое черное шерстяное платье. Потом две приживалки, одетые в черное. Павлин идет с левой стороны Мурзавецкой и, почтительно согнувшись, несет на руке что-то вроде черного плаща. Корнилий, пропустив всех, входит в гостиную и затворяет двери.
Явление четвертое
Чугунов, подрядчик, староста,
