вместе с тем сомнения в том, сумеет ли «настоящее поколение», которое «оглушено временем и пространством», а также «нынешний Парнас», погрязнувший «в прозаической письменности», «встретить, как должно, новый труд известной знаменитости»88.
Отклик заканчивается выражением опасения, что в продолжении «Мертвых душ» вновь скажутся те мистические настроения, которыми уже были проникнуты «Выбранные места…»:
Третья часть «Мертвых душ» не отделится временем. Там ожидаем: силы, идеи, реакции.
Наконец не скроем: нам страшно, что Гоголь впадает в мистицизм, прямой или патриотический. С этого камня преткновения нельзя сойти иначе, как напившись до полного насыщения живой воды89.
Гоголь, со своей стороны, уже и по выходе в свет книги «Выбранные места…» продолжал просить своих корреспондентов присылать ему отклики и дополнения, описания конкретных характеров, должностных типов, житейских ситуаций, сам придумывая для них заглавия. Только теперь он это делал не столько для продолжения работы над «Выбранными местами…», второе издание которых надеялся в скором времени осуществить, сколько в перспективе работы над вторым томом «Мертвых душ». Об этом он прямо говорил А. О. Смирновой в письме от 10 (22) февраля 1847 года из Неаполя:
У меня голова находчива, и затруднительность обстоятельств усиливает умственную изобретательность; душа же человека с каждым днем становится ясней. <…> Вся книга моя долженствовала быть пробою: мне хотелось ею попробовать, в каком состоянии находятся головы и души. Мне хотелось только поселить посредством ее в голове идеал возможности делать добро, потому что есть много истинно доброжелательных людей, которые устали от борьбы и омрачились мыслью, что ничего нельзя сделать. Идею возможности, хотя и отдаленную, нужно носить в голове, потому что с ней, как с светильником, все-таки отыщешь что-нибудь делать, а без нее вовсе останешься впотьмах. Письма эти вызвали бы ответы. Ответы эти дали бы мне сведения. Мне нужно много набрать знаний; мне нужно хорошо знать Россию. Друг мой, не позабывайте, что у меня есть постоянный труд: эти самые «Мертвые души», которых начало явилось в таком неприглядном виде. Друг мой, искусство есть дело великое. Знайте, что все те идеалы, которых напичкали головы французские романы, могут быть выгнаны другими идеалами.
По-видимому, имея в виду данное письмо, И. С. Аксаков, живший в это время в Калуге, сообщает со слов Л. И. Арнольди отцу, что Смирнова получила «письмо от Гоголя, говорит, самое утешительное. Он уверяет ее, что будет 2‐й том „Мертвых душ“, будет непременно, что книгу свою издал он для того, чтоб посудить и себя, и публику, что он твердо убежден, что можно выставить такие идеалы добра, перед которыми содрогнутся все, и петербургские львицы пожелают попасть в львицы иного рода! Последнее мне не нравится: все же это будут идеалы, а не живые, грешные души человеческие, не действительные лица» (письмо С. Т. Аксакову от 25 марта 1847)90.
Еще определеннее о преемственности второго тома «Мертвых душ» по отношению
[Статья Г. С. Батенькова, написанная в связи с сообщениями о выходе в свет второй части «Мертвых душ» Гоголя (1849)] / публ. Т. Г. Снытко // Литературное наследство. Т. 60: Декабристы-литераторы: [Ч.] II. Кн. 1. М., 1956. С. 317.
Там же. С. 318; сохранившийся в бумагах Батенькова отрывок его письма к Гоголю, в котором развиваются сходные мысли, см.:
