пусто – мы покидали Ленинградскую гавань, как всякий залетный сухогруз.
Наверное, поэтому в душе копился неуют. На берегу бурлила жизнь, да и соседние суда не отставали от суши – всё лязгало, гудело, краны ворочали стальными шеями, а бодрые «Вира! Майна!» глушились резкими криками чаек.
Пока закончился таможенный досмотр, успело стемнеть.
Дизель-электроход отчалил, медленно удаляясь по спокойной воде, а за кормой таяло зарево огромного города. Угасли огни Ломоносова, затем и Кронштадт растворился в зябкой, сырой черноте.
Ночью прошли на траверзе Таллина – впотьмах белели косынки парусов. Только я этого не видел. Спал.
Суббота, 11 марта. Вечер
Балтийское море, борт д/э «Бриз»
Весь день вокруг стыло море. Пасмурное небо окрашивало Балтику в холодный стальной цвет.
К вечеру вышина очистилась от грязной рванины облаков, и яркое солнце размалевало воды и сушу во все оттенки закатной алости – от жеманного нежно-розового колера до царственного багреца.
Из темных волн выплывал Копенгаген – скученные, слипшиеся боками дома ганзейских времен; черноствольные парки, сквозящие частой штриховкой ветвей; сытые белые домики под нахлобученной черепицей – и толстомясые «Боинги», с тяжеловесной грацией разлетавшиеся из Каструпа.
А когда на пылающий небосклон наложился четкий, словно вырезанный из черной бумаги силуэт замка Кронборг, явил себя Ромуальдыч. В мятых парусиновых брюках, в тельняшке под наброшенной курткой, он сливался с образом корабля.
– Что, товарищ боцман, – усмехнулся я, – некому палубу драить?
– Етта… – прогудел Вайткус. – Совсем мышей не ловят. Забились по каютам, как по норкам, и сидят!
– Оморячатся… Не отошли еще. Их сам генерал Лазаренко набирал, а это тот еще диверсант! Не хуже Судоплатова. Ничего, притремся… Наши как?
– Да как… «Бублик» в сотый раз эмиттеры тестирует, а Киврин по палубе шляется и делает вид, что проверяет отражатели. Р-распустились!
– Гоняйте их, товарищ боцман, чтобы не завяли…
Затопали шаги, и в свете фонаря я узнал Ивана Третьего, пружинисто шагавшего по палубе. За ним тенью ступал Умар – Иванов по обычаю строил команду из тех, кто был по уши в наших секретах.
– Говорят, в океан выходим? – блеснул зубами Юсупов.
– Етта… – солидно рокотнул Вайткус. – В пролив Эресунн, салага.
Ржаво лязгнула дверь, и невидимый в потемках Корнеев истошно завопил:
– Михаил Петрович!
– Ну, что еще? – крикнул я, сжимаясь внутри, и лихорадочно перебирая вероятные несчастья.
– Ромка нашелся! Почкин! Живой!
Поверил ли я в тот момент? Нет. Это было слишком фантастично – спастись на Луне! Но все равно, меня мгновенно переполнило великолепное ощущение легкости, простого житейского счастья.
– Подробности! – рявкнул боцман.
– Там схрон был!
