жизнь; что просто так не уйдёшь, какой шлейф оставишь после того, как нанесёшь себе самые больные и необратимые увечья за весь тот промежуток времени пребывания в своём несовершенном теле – становится снова невыносимо больно.
После этого Ника зарыдала. Слёзы начали пропитывать всю её белую рубашку, а тёмная подводка, будто акварелью рисовала на сырой ткани абстракцию, схожей с тем, что делал Хуан Миро. Я встал и подошёл к ней, молча начав обнимать. В моих объятиях она начала выть. Видимо, этот вопрос её глодал уже продолжительное время и сейчас, эту дамбу эмоций, пробил разговор со мной. Человек – отвратительное животное, однако проявление эмоций, в виде слёз, всегда трагично красиво. Рыдание мужчин красиво своим господством над телом, когда театр суровости капитулирует, и наружу вырываются столетние в копоти эмоции, разрушающие доспехи маскулинности, попутно сжигая лицо своими острыми слезами. Женские же слёзы часто становятся предметом манипуляций и впоследствии не воспринимаются всерьёз. Однако не трудно отличить искренние слёзы, от притворных. Женский плач поистине предрасполагает мужчин, ибо именно в этот момент мужчина готов быть мягким котом для объятий и суровым львом для защиты, готовым порвать любого на пути, ибо ощущает доверие к себе.
В слезах Ники была какая-то погибельная красота. Self-made женщинам присуще быть непоколебимыми, держащими всё под контролем. Но реальность такова, что от этого быстро приходит в негодность внутренний механизм восприятия реальности, ибо такое состояние перманентного стресса для человека противоестественно. Быстротечный ритм современной жизни не успевает бесшовно соединиться со старой моделью Хомо Сапиенса. Именно поэтому сейчас господствует над всеми болезнями депрессия, которая приходит к человеку с кричащими лозунгами о помощи и молве об отдыхе.
Ника рыдала десять минут, вскоре успокоившись, начала засыпать у меня на руках. Я сунул руку в её волосы на голове и начал их расчёсывать пальцами, чтобы она быстрее упала в сон. Я смотрел на торшер, жёлтый свет которого начал бросать вызов моим ослабшим глазным яблокам. Циркадные ритмы не готовы к бодрствованию в такое время. Время было без сорока минут четыре часа утра, и я ушёл в сон вслед за Никой.
ГЛАВА III
Шторы глазных яблок начали просеивать переливы белых оттенков. Я открыл глаза. Моё тело находилось в объятиях Ники. Ощущалось настолько приятно, словно в мамином коконе, и настолько крепко, будто в медвежьем капкане. Первое января – торопиться некуда.
Глазами я устремился вверх. Каждое утро я смотрю на потолок и вижу свисающие полипы мыслей на грядущий день. Перед тем как встать, на завтрак я поедаю чупа-чупсы из надежд и отчаяний, приправленных острыми или приторными эпитетами, в зависимости от настроения. Но сегодня было нечего сказать и не о чем думать. Шлейф немой тишины не растаял после сна, это печалило. Человек не способен находиться наедине с ничем. Так же, как растениям питаться влагой, людям необходимо получать информацию
