осень в Италии и Франции, а в Лондон хотели вернуться к Рождеству. Эдвина очень надеялась, что к тому времени будет в положении. Она была безумно влюблена в Чарлза и хотела большую семью, такую же, как ее собственная, и супружеские отношения, наполненные счастьем, как у ее родителей. Не то чтобы они никогда не ссорились: еще как ссорились. Когда мама выходила из себя, в их доме в Сан-Франциско буквально дрожали люстры! Но гнев всегда побеждала любовь. А еще была нежность, и сопереживание, и умение прощать. И что бы ни случилось, все видели, как любили друг друга Кейт и Бертрам. Именно так хотела жить Эдвина с Чарлзом, не больше, но и не меньше. Ей не требовалось ни положения, ни титула, ни особняков – ничего из того, что столь неосмотрительно привлекло тетю Лиз к напыщенному Руперту. Ей хотелось доброты, чувства юмора, живого ума, чтобы вместе можно было смеяться, болтать и работать. Правда, заботиться о куске хлеба им не придется: их ждала легкая и приятная жизнь. Чарлз любил спорт, развлечения в компании друзей, ему никогда не приходилось зарабатывать на жизнь, но ему внушили правильные ценности, и за это она его уважала. Придет день, и он займет место своего отца в палате лордов.
А еще Чарлз, как и Эдвина, хотел, чтобы у них было не меньше полудюжины детей. У ее родителей могло быть семеро, но один малыш умер при рождении – мальчик, который шел следующим за ней и предшествовал Филиппу, отчего у брата развилось повышенное чувство ответственности. Став таким образом старшим из сыновей, он как будто занял чужое место и принимал близко к сердцу все, что делал, отчего на плечи его ложилась дополнительная ответственность. И это здорово облегчало жизнь двенадцатилетнему Джорджу, который считал своей главной жизненной задачей развлекать всех вокруг, начисто забывая обо всякой ответственности. Он при каждом удобном случае изводил Алексис и младших и полагал, будто именно ему выпала честь избавить старшего брата от излишней суровости характера, что он и делал, устраивая кавардак в его кровати или запуская ужей в его ботинки. Очень кстати приходились мыши в карман или перец в утренний кофе – это чтобы день начался правильно. Филипп искренне полагал, что Джордж послан ему, дабы отравить существование, и когда ему – что случалось нечасто – нравилась девочка, Джордж выскакивал, как черт из табакерки, и давал советы, словно обладал опытом по женской части. У Джорджа вообще отсутствовало это качество – застенчивость. Он вел себя запанибрата с кем угодно. На корабле, который доставил их в Англию, Кейт и Бертраму проходу не давали новые восторженные знакомые их сына: «О-о, так вы родители Джорджа!» – и Кейт внутренне содрогалась, гадая, что он натворил на этот раз. Зато Бертрам смеялся – его забавляли безобидные розыгрыши мальчика и живость его натуры. Самой робкой из всех детей была следующая за Джорджем малышка Алексис, с ореолом светлых кудряшек и огромными голубыми глазами. У остальных были темные
