фотосессий – местечкового пошиба, и все же: студия, свет, грим. Всегда есть сюжетик. Еще, судя по фото, дамочка очень любила петь. На каждом третьем снимке она была с микрофоном или с тем, что попалось под руку вместо него – расческа, морковь, даже мужской ботинок. Похоже, с ней Андрею Власову было интересно и весело. Но делился ли он с миром своим сокровищем, так очевидно стремящимся купаться во внимании публики?
Промелькнула мысль об Оле, подготовке к свадьбе. Весь предстоящий им театрализованный церемониал… Зачем все это? Чтобы потом кто-то, так же как он сейчас, рылся в фотоархивах, сдувая пыль и пытаясь угадать, что между этими людьми происходило на самом деле? Любовь? Созависимость? Гармония тирана и жертвы? Были ли они сами собой, находясь вместе, или один подавлял другого? Какими травмами притянулись и смогли ли с ними справиться? Чувствовали себя счастливыми, наконец?
– Вы кто? – услышал Сергей, однако от неожиданности не вздрогнул. Он был уверен, что Прохор клюнет на висящую внизу чердачную лестницу, как любопытный карась на наживку.
Возмущенно и одновременно испуганно на него смотрел субтильный юноша. С длинными волосами и такими же красивыми и выразительными глазами, как у матери.
– Судя по всему, ты в мать, – кивнув на фотографии, сказал Вольский. – Давай знакомиться, я Сергей – твой новый учитель из Москвы.
Прохор несказанно удивился.
– Учитель? Эта, что ли, вас арендовала? – кивнув в сторону входа на чердак, спросил Прохор. Как и предполагал Вольский, он явно демонизировал свою мачеху.
– Ага, эта. Ульяна Юрьевна ее, кажется, зовут. А ты – Прохор, верно? – Вольский совершенно не реагировал на попытки Прохора сбить его с толку и на правах хозяина поставить в неловкое положение.
– Допустим. И чему учит учитель из Москвы? – пренебрежительно, с плохо закамуфлированным любопытством, спросил будущий наследник этого чердака и всего дома целиком.
– Жизни, – просто ответил Сергей.
– Тогда вы уволены! Со своей жизнью я разберусь сам, – резко ответил Прохор Власов.
– Сядь! – негромко, но с силой приказал Вольский. Прохор слегка вздрогнул от неожиданности, но тут же усмехнулся, словно перед ним был клоун из дешевого варьете, который хотел напугать, быть грозным, но на самом деле выглядел жалко и смешно.
– Дядя, ты глухой? Ты уволен. Катись в свою Москву прямо сейчас, и… положите эту кружку на место. Это частная собственность, по какому праву вы… ты лапаешь ее?
Вольский, вызывающе глядя на Прохора, отвел руку с кружкой в сторону. Парень задвигал желваками, в его душе явно шла борьба. Наконец, убедившись, что «учитель жизни» не шутит, он ринулся на Сергея. Тот разжал пальцы. С криком «не-е-ет!» Прохор бросился на пол, чтобы поймать кружку, но не успел: она упала на железный ящик с инструментами и всякой всячиной, какие часто остаются после ремонта, и… разбилась.
Судя по мелодичному звону, раздавшемуся при ударе, это был настоящий фарфор. Кружка хранила
