связь, – подумал Рябов. – Насколько всё это выглядит правдоподобно? Вот и решай потом его ребусы!»
– А если у меня не получится, Сергей Петрович? Скафандр работает, это точно. И виртуальника мы подняли из комы, и ребята-студенты показывают чудеса, но метод ещё сырой. Сырой метод…
– Ты попробуй, гений. Просто попробуй. Если получится – нам заплатят, хорошо заплатят. Всему институту. Один сеанс – и мы в дамках, понимаешь… Посмотри на схему, – Феоктистов поднял листок, – здесь всё ясно, видишь… Короче, Скан, я буду сам тебе сегодня ассистировать. Давай готовь оборудование. Я дождусь гостей, встречу и буду у тебя в подручных. А завтра, завтра езжай в Карелию и будь счастлив…
Рябов отправился к себе. Комментарий к ситуации пока не складывался, ни хороший, ни плохой. Нужно было хотя бы собраться и продумать алгоритм частот излучателя и, да… теперь это не казалось смешным – мелодию ввода. Придётся-таки воздействовать и на лобные доли, как тогда с виртуальником. Конечно, музыкант из него пока неважный и на самом деле он не создавал новых произведений.
Работа на сенсорнике чем-то походила на работу диск-жокея: он включал музыкальный фрагмент, анализатор-эквалайзер выдавал ему амплитуды звуковых сигналов и всю частотную картину. Потом Рябов засылал эту картинку на контурный программатор, отстраивал ритмику колебаний и начинал сеанс. Модуляция колебаний могла идти послойно, а могла и фронтально на все нейроцентры, мелодия ввода излучений чуть менялась, для слуха это напоминало импровизацию. На пяти экранах пульта Рябов видел всю биоритмию пациента, включая магнитоэнцефалограмму, но и не только. На экраны выводились данные о фоновой электроактивности спинного мозга и всех нервных стволов того, что в отделе называли «вегетикой», в которой Рябов выделял сорок два центра. На все эти центры и были настроены контуры излучателей скафандра. Режимы сканирования и излучения работали синхронно.
Рябов вспоминал мимоходом классическую симптоматику параноидальной шизофрении, но ничего нового и путного из неё не извлёк. Его личная классификация, построенная на парадигме «мыслящих нейронов», любую психическую болезнь объясняла разновидностями частотного нейрорегресса всего организма, а не только мозга. Лечение состояло в перенастройке тета-ритмов, электромагнитной гармонизации гиппокампа* и избирательной поправке фона вегетики. Модуляция пиков частот могла создать эффект запоминания. И запоминали как раз-таки синапсы, как их называл Рябов, «микромозги» нейронов.
Теперь, если повезёт, Рябов создаст новый шедевр методики лечения. И этот шедевр наверняка ляжет под толстое сукно открытий на неизвестное время. Потому что распоряжаться всем будет рассечённая пирамида…
Рябов прослушал несколько любимых мелодий из готического рока, включив на всю катушку интуицию. Сенсорник по очереди выдавал ЗD-картинки с частотным рельефом мелодий. Самой удивительной
