обыкновению.
– А она … Небось перед новым-то гостем (тут он ткнул головой в мою сторону) поломалась? Играть не стала?
– Вы это о ком говорите? – спросил Фустов.
– Да, разумеется, о почтеннейшей Сусанне Ивановне!
Виктор развалился еще покойнее, округленно поднял руку над головой, посмотрел себе на ладонь и глухо фыркнул.
Я взглянул на Фустова. Он только плечом пожал, как бы желал дать мне понять, что с такого оболтуса и спрашивать нечего.
XI
Виктор принялся говорить, глядя в потолок, не спеша и в нос, о театре, о двух ему знакомых актерах, о какой-то Серафиме Серафимовне, которая его «надула», о новом профессоре Р., которого обозвал скотиной, – потому, представьте, что урод выдумал? Каждую лекцию с переклички начинает, а еще либералом считается! В кутузку я бы всех ваших либералов запрятал! – и, обратившись наконец всем лицом и телом к Фустову, промолвил полужалобным, полунасмешливым голосом:
– Что я вас хотел попросить, Александр Давыдыч… Нельзя ли как-нибудь старца моего вразумить… Вы вот дуэты с ним разыгрываете… Дает мне пять синеньких в месяц… Это что же такое?! На табак не хватает. Еще толкует: не делай долгов! Я бы его на мое место посадил и посмотрел бы! Я ведь никаких пенсий не получаю; не то что иные (Виктор произнес это последнее слово с особенным ударением). А деньжищев у него много, я знаю. Со мной Лазаря петь нечего, меня не проведешь. Шалишь! Руки-то себе нагрел тоже… ловко!
Фустов искоса глянул на Виктора.
– Пожалуй, – начал он, – я скажу вашему батюшке. А то, если хотите, я могу… пока… небольшую сумму…
– Нет, что ж! Уж лучше старика умаслить… Впрочем, – прибавил Виктор, почесав себе нос всею пятерней, – дайте, коли можете, рублей двадцать пять… Сколько бишь я вам должен?
– Вы у меня восемьдесят пять рублей заняли.
– Да… Ну это, стало, выйдет… всего сто десять рублей. Я вам отдам все разом.
Фустов вышел в другую комнату, вынес двадцатипятирублевую бумажку и молча подал ее Виктору. Тот взял се, зевнул во все горло, не закрывая рта, промычал: «спасибо!» и, поеживаясь и потягиваясь, приподнялся с дивана.
– Фу! однако… что-то скучно, – пробормотал он, – пойти разве в Италию.
Он направился к двери.
Фустов посмотрел ему вслед. Казалось, он боролся сам с собой.
– О какой вы это пенсии сейчас упомянули, Виктор Иваныч? – спросил он наконец.
Виктор остановился на пороге и надел фуражку.
– А вы не знаете? Сусанны Ивановны пенсия… Она ее получает. Прелюбопытный, доложу вам, анекдот! Я когда-нибудь вам расскажу. Дела, батюшка, дела! А вы старца-то, старца не забудьте, пожалуйста. Кожа у него, конечно, толстая, немецкая, да еще с русской выделкой, а все пронять можно. Только чтоб Элеонорки, мачехи моей, при этом не было! Папашка ее боится, она все своим прочит. Ну, да вы сами дипломат! Прощайте!
– Экая, однако, дрянь этот мальчишка! –
