полномочия – это сказка, так не бывает, но, судя по тому, что Правитель сказал, получается, что он считает… Но почему я? Есть же гораздо более опытные следователи, я – птенец по сравнению с ними. И тут мне кажется, что Правитель читает мысли, хоть боли я не ощущаю.
– Почему ты? – задаёт он вопрос, который я пытаюсь сформулировать. – Всё очень просто, Елика. Ты не отступишь. Даже если это будет кто-то влиятельный, важный или авторитетный. Ради своего птенца ты не позволишь себе остановиться. Именно поэтому.
Он прав, я не отступлю. Ради того, чтобы это не повторилось, ради Алье, я не отступлюсь. Теперь я понимаю, почему расследование доверили мне. Правитель не зря считается непререкаемым авторитетом, он действительно принимает единственно верные решения. И сейчас в его решении нет ничего личного, он просто хочет, чтобы дело было доведено до конца. Почему-то от этой логичности внутри становится холодно, как будто меня обманули. Стараясь ничем не показать этого ощущения, я улыбаюсь Правителю.
– Благодарю за доверие, – отвечаю ему уставной фразой.
А на душе отчего-то тоскливо, как у обманутого ребёнка. Я не должна так реагировать, не должна! Мне оказали высочайшее доверие, дали неограниченные права, зелёную улицу, обеспечили максимально! Отчего же я так реагирую? Может быть, оттого, что это было сделано не из-за моих качеств, а только потому, что я не остановлюсь?
– Награда тебе понравится, – улыбается Правитель, вот только улыбка его мне кажется сейчас насквозь фальшивой.
Я не помню, как выхожу от него, медленно идя по коридору. Чем закончился разговор, я уже и не помню, скорей всего, уставщиной. Я просто иду по коридору, держа в руках своё дитя, и мне обидно. Вот необъяснимая, иррациональная обида – это, по-моему, странно.
– Всё хорошо? – спрашивает меня Алекс, незримо возникнув сзади.
– Конечно, – стараясь не улыбаться криво, отвечаю ему. – Правитель дал мне неограниченные полномочия.
– Как-то горько это у тебя прозвучало, – замечает он, пристраиваясь рядом. – Что тебя обидело?
– Ничего, – односложно отвечаю ему.
Алье прижимается ко мне, отчего мне кажется, что мой птенец поддерживает маму. Я глажу её по голове, а доченька прикрывает глаза, показывая, что ей нравится. Я же ничего не хочу объяснять Алексу, беря себя в руки. Я умею брать себя в руки, это далеко не первая нанесённая мне обида.
– Не скажешь, да? – интересуется целитель, на что я молча качаю головой.
– Зачем тебе это, Алекс? – спрашиваю я. – Помочь ты не сможешь, причины для обиды нет, видимо, это просто моя реакция.
– Твоя реакция тоже важна, Елика, – вздыхает он, коротко взглянув мне в глаза, ловя мой взгляд на мгновение. – Даже очень…
– Почему, Алекс? – не выдерживаю я. – Почему ты рядом? Почему носишься со мной? Должна же быть причина!
Ответа я ожидаемо не получаю, но мой всплеск
