ты, – объясняю я ей, но дочка на минуту задумывается и выдаёт мне очень важную информацию.
– Я номер… – говорит мне она. – Только не помню, какой, но на мне должно быть написано.
Вот как! Она себя идентифицирует с номером! Что это может значить? Непонятно пока, но я, разумеется, ничего не забываю, а пока нужно просто успокоить ребёнка, потому что сейчас Алье точно будет плакать. Только вот мотива я понять не могу. Разве можно запретить… плакать?!
– Бить тебя никто и никогда не будет, – мягко произношу я. – А ты теперь Алье, это твоё имя.
– Имя? – она удивляется так, что забывает о своём желании поплакать. – А что это такое?
Мне становится очень холодно от сути её вопроса. Как объяснить ребёнку, что такое «имя»? Я, конечно, начинаю рассказывать о процедурах имянаречения, понимая, что спросила она меня совсем о другом. Теперь плакать хочется уже мне, но нельзя… Мне нельзя плакать, я это точно знаю, понимаю очень хорошо.
– Ты мне дала вместо номера это «имя», правильно? – интересуется сделавший какие-то свои выводы ребёнок.
– Да, доченька, – вырывается у меня, но она реагирует нормально, значит, слово знакомое.
– Значит, ты моя мама, – заключает Алье. – Ты не умрёшь?
– Я не умру, маленькая, – обещаю ей, гладя по голове, что дочке очень нравится.
– Тогда хорошо, – улыбается она, закрывая глаза.
Вот только положить Алье в её кровать у меня не хватает духа. Я беру её на руки и укладываю в свою постель. Вместе поспим, нет в этом ничего страшного, чую я, всё будет не очень просто и ночью. Кто знает, какие демоны полезут из неё во сне? Вот и я не знаю, ощущая глубокую благодарность к Старшим, подумавшим о целителе, а я, дура, только о себе и думаю. Рано мне в Старшие, ой, рано…
Тяжело вздохнув, укладываюсь рядом со сразу вцепившейся в меня доченькой. Говорят, хомо поют песни своим детям, я же не знаю ни одной, поэтому просто прижимаю её к себе, отчего Алье прикрывает глаза. А я не могу спать, пытаясь понять и переварить произошедшее. Почему-то именно переварить не получается. Алекс… Почему он ведёт себя так, как будто уже является моим Спутником? Почему я понеслась на вспышку? Что это за дети, и почему мне чем-то знакома мёртвая хомо?
– Нет… нет… нет… Мамочка, не умирай… Не бейте! – скулит Алье сквозь сон, отчего я подпрыгиваю на кровати и сразу беру её на руки, чтобы хоть чуть-чуть подбудить.
Открываются глазки, я даже вздрагиваю – в них какой-то запредельный ужас. Увидев меня, малышка начинает плакать, очень тихо поскуливая, а я прижимаю её к себе, поглаживая, и даже сама не понимаю, что говорю. Санктус, она же совсем кроха! У кого поднялась рука на птенца?! Кто посмел?! Этого же просто не может быть! Всё, что я знаю о мире, сопротивляется тому, что я вижу.
Наконец, Алье закрывает глазки, но только для того, чтобы через полчаса завизжать, что-то отталкивая руками. Я снова бужу её, но в этот раз решаю расспросить.
– Что
