здрями ноябрьский воздух с запахом луж, мокрого асфальта и прелых листьев и вдруг почувствовал цветочный аромат духов. Он снова оглянулся – вокруг ни души. Только сухой лист сорвался с ветки, мягко спланировал и хрустнул под ботинком.
Сережа прислушался. Вскоре он стал различать звуки города, которые обычно ускользают от невнимательных прохожих. Звук шин, скользящих по мокрому асфальту. Скрипы и шорохи. Даже едва заметный шелест листвы… Шагов не было.
Он резко сорвался с места и побежал мимо унылой выцветшей шины, из облезлого нутра которой торчал засохший куст с лиловыми соцветиями, мимо облупленной скамейки, ржавой детской горки и отсыревшей, щедро удобренной кошками песочницы… И снова услышал частый стук каблучков по асфальту. Остановился, перевел дух. Обшарил глазами все – от козырьков подъездов до припаркованных повсюду машин. Вокруг никого не было, хоть ты тресни! И шаги будто бы остановились, затаившись вместе с ним. Сергей буравил двор глазами, стараясь не упустить ни одной детали. Заметил, например, что стволы деревьев, обильно поросшие желтым лишайником, побелены, причем все по-разному. На одних деревьях лишь тонкий белый ободок, на других – широкая кайма, на третьих – выведенные водоэмульсионкой кресты… Заметил на ветке кормушку для птиц, сделанную из пузатой бутылки кваса; отпечаток ботинка на крыше детской беседки; синицу, беспокойно размахивающую крыльями. Но не заметил никого, кто мог бы идти за ним.
Серое небо нависало по-осеннему низко, в нем притаились, почти не двигаясь, дымчатые свинцовые кляксы облаков. Сережа и сам не понял, зачем он так внимательно рассматривал небо. Там-то уж точно никто не мог стучать. Он снова оглядел двор и на этот раз сумел-таки различить фигуру, копошащуюся в палисаднике. Сгорбленная старушка в черном платке остервенело выдергивала сухие кусты из земли. Сережа выдохнул, поняв, что во дворе он не один, и зашагал увереннее. В тот же миг скрипнула дверь одного из подъездов, и оттуда появился озорной мальчуган в синей шапочке с помпоном. Через несколько секунд за ним выплыла дородная бабушка в вязаном берете. Возвращалась с прогулки и вечно пьяная разбитная соседка-собачница, которую волок за собой энергичный шпиц. Двор жил своей обычной жизнью. Шаги исчезли, но Сережа знал – они были. В этом он не сомневался.
Приблизившись к подъезду, Сережа, наконец, смог различить, что именно делает старуха в черном платке. Оказалось, что она не просто выкорчевывает растения, а прицельно борется с зарослями физалиса. Его сухие стебли старуха складывала в штабеля, а в отдельную кучу бросала пылающие оранжевые головы-фонарики. Сережа искреннее удивился такой непримиримой борьбе и даже решил поинтересоваться, зачем нужно убирать физалис на зиму. Неужели в этом есть хоть какой-то смысл?
– А это вы зачем делаете? – спросил он, пока старуха обезглавливала очередной куст садовыми ножницами.
– Для защиты от магии! – мрачно ответила женщина. И погрузилась в свою работу с такой сосредоточенностью, что Сережа побоялся дальше ее отвлекать.
– Вы все равно не поймете! – крикнула старуха ему вслед. А Сережа так и не понял, было это «вы» вежливым обращением к нему одному или к какому-то коллективному миру двора, так и не сумевшему постичь главное.
Количество свинца в небе каждую секунду увеличивалось, как бы намекая: сейчас начнется дождь. Сережа поспешил домой, но был задержан Анной Евгеньевной – опрятной женщиной неопределенного возраста с неприятно беспокойными глазами. Он не любил эти столкновения с тех самых пор, как переехал. Они вечно заканчивались одним и тем же. Соседка требовала от него какую-то подпись и рассказывала, как остальные обитатели подъезда изводят ее мелкими бытовыми гадостями.
– Сереж, как хорошо, что я тебя встретила! Мне нужно жалобу коллективную подписать. Представляешь, Фроловна… Вон она, кстати, в палисаднике копошится, выливает свой горшок в мой кондиционер.
Дама поправила поясок темно-синего пальто, прошлась ладонью по коротким аккуратно подстриженным волосам и вопросительно посмотрела на соседа. Интересно, сколько ей лет? Сорок? Пятьдесят? Соседка выглядела как учительница – строгая, требовательная. Она не приближалась, но словно бы давила на тебя своим весом и авторитетом.
– Ой, я сейчас так спешу! – попытался отвертеться Сергей. Он уже привык к экзотическим просьбам соседки, но нечистоты в кондиционере поразили даже его. В прошлый раз она хотя бы жаловалась на громкую музыку, доносящуюся сверху. Но поверить в то, что Фроловна слушает тяжелый рок, было еще сложнее, чем в то, что она выливает в окно помои.
– Ты и в прошлый раз спешил! – обиженно зашипела соседка. – А я в результате слушаю музыку до часу ночи, и некому было меня защитить. Вот я спокойной кажусь, эмоции не показываю. А у меня всего два месяца назад отец умер. Тяжело мне, Сереж.
Отец умер… Вот оно что… Тогда понятно. Тут недолго и умом тронуться.
Сережа пулей влетел в подъезд, стараясь не смотреть жалобщице в глаза. В душе он испытывал к ней лишь сострадание. Но не подписывать
