книги под псевдонимом, и от этой деятельности ей перепадали кое-какие гроши. Дела имела она только с главным редактором, которого звали Ларион, – быстро вручив ему рукопись, она старалась надолго не задерживаться в издательстве. Разбор ошибок и сюжета занимал лишь пару вечеров. Редактор, принимая Ольвию, всегда замыкался с ней в кабинете и посторонних не пускал. Ларион уважал желание одной из его лучших писательниц держаться подальше от людей и ограждал ее от назойливого внимания сотрудников.
Люция допила чай, запихнула пару конфет в карман жилета и, схватив папку с сумкой, произнесла напоследок:
– С богом!
Они вышли из дома, и Ольвия заперла дверцу на ключ. За дверью тут же послышалось недовольное ворчание Амира – он всегда злился, когда Ольвия покидала его. По лесу подруги шли молча, размышляя о предстоящем деле. Над головами уже порхали летучие мыши, а птицы, рассевшись на ветках клена, пели в полудреме тихо и робко.
Когда, петляя по тропам между дубами и соснами, девушки увидели вдали город, солнце начинало бросать на крыши домов и на деревья в садах насыщенно-золотые покрывала.
* * *
Перед Ольвией лежал на койке худой рыжеволосый мужчина с крупными веснушками на лице. От пяток и до макушки он был весь покрыт гнойными язвами. Пустым взором он смотрел в потолок, будто там уже видел свою смерть и смирился со своей участью. Руки его дрожали, он постоянно зевал. От врача Ольвия узнала о том, что он за пару дней сбросил не меньше десяти килограммов. Налицо были все признаки сильной порчи. Она достала из сумки небольшую бутылку с водой, откупорила ее и, протянув больному, сказала:
– Выпейте несколько глотков!
Мужчина перевел бессмысленный взгляд с потолка на Ольвию и покачал головой. Безволие – вечный солдат порчи.
– Я сказала, пейте! – уже приказным тоном произнесла она. Ее голос обладал такой силой, что затряслись даже стекла на окнах.
Мужчина очнулся от полубессознательного состояния и выполнил приказ, – взял трясущимися руками бутылку и припал к горлышку. Сначала он пил с явным неудовольствием и даже с брезгливостью, но спустя несколько мгновений уже с жадностью глотал жидкость, будто это был сам эликсир жизни. Глаза его расширились, белесая пелена с них спала, взгляд стал более осознанным, лицо более оживленным, – Ольвия увидела, – к человеку понемногу возвращалась воля.
– Святая вода? – догадалась Люция.
Ольвия кивнула головой и, вытащив из сумки маленький мешочек, перевязанный золотистой лентой, всунула его под подушку рыжеволосому.
– Что там? – поинтересовался больной. Дар речи вернулся к нему, как и жажда жизни.
– Розмарин. Он поможет вам в исцелении и защитит от злых сил, – разъяснила Ольвия и добавила строгим тоном: – Только не убирайте мешочек!
– Ни за что на свете! – кажется, он уже догадался
