этикой и неизбежно сопутствующим ей духом капитализма жители островного королевства относятся с пренебрежением к своим великим предкам, особенно к Вильгельму и его династии. Норманны нелюбимы как последние завоеватели, ступившие на британскую землю и оставшиеся здесь навеки. Масло в огонь подлили и французы, назло бывшему историческому врагу посчитавшие норманнов «своими» и поставившие Вильгельму очень колоритный памятник в Фалезе (Нормандия). Сидящий на вздыбленном скакуне герцог устремлен к английским берегам; полуобернувшись и воздев руку с копьем, он зовет за собой своих соратников[6].
Скандинавы, заселившие Нормандию в X в., приобщились к франкской культуре (между прочим, к латинской речи), на тот момент наиболее развитой в Европе, и превратились из норманнов (людей с севера) в нормандцев (жителей Нормандии). Собственно нормандцами их и следует величать, однако мы выбрали слово, употребляемое летописцами и старыми историками. В скором времени норманны, преследуя свои интересы, дошли до Испании и Сицилии, до границ с Шотландией и Уэльсом и основали в Сирии княжество Антиохия.
Один из выдающихся сынов Нормандии Боэмунд Антиохийский обращался к своим итальянским соратникам со следующими словами: «Разве мы не франки? Разве наши отцы не пришли сюда из Франции, а мы не стали здесь хозяевами силой оружия?» Тем самым он отдавал дань традиции, согласно которой франки справедливо считались лучшими воинами христианского мира. Однако нельзя не усмотреть в этом призыве выражение национальных чувств. В то время никаких наций не существовало, и норманнов надо признать не народом, а общностью, небольшой группой на удивление талантливых людей, чьи предки, вероятно, проживали в Норвегии. На завоеванных или мирно заселенных территориях они вели иной образ жизни, чем, к примеру, даны (об их общинных порядках в Англии мы уже говорили) или варяги, совершенно потерявшиеся на русских просторах.
Норманнам суждено было стать основателями развитой феодальной системы с ее преданностью римской Церкви, вассальной зависимостью и сплоченностью в рамках высшего сословия. Этот процесс начался в самой Нормандии, где при Вильгельме произошло перераспределение земель: новая аристократия (Монтгомери, Бомоны) получала их в наследственное владение, жертвовала монастырям, в то же время церковные феодалы наделяли землями своих родственников. Поэтому, по утверждению Дэвида Дугласа, «в Англии новая элита была создана практически в одночасье, причем сразу как инструмент административной политики верховного правителя».
Нормандия превосходила Англию и по своему благочестию. По количеству основанных монастырей герцогство соперничало с крупнейшими государствами Европы. Открывая обители, возводя соборы, делая пожертвования, норманны думали, что исправляют ошибки своих предков-язычников[7]. В искренности их веры сомневаться не приходится. Отец Вильгельма, герцог Роберт II, умер от истощения во время
Французы вообще любят такие памятники, например, знаменитый пират Робер Сюркуф в Сен-Мало (Бретань) недвусмысленно указывает пальцем в направлении Великобритании.
Их английские потомки тоже так считали, но при этом уничтожали монастыри и наживались за их счет.
