style="font-size:15px;"> Я с трудом пережил тогда горечь утраты. Но жизнь будто всеми силами желала растоптать меня, унизить, накормить самыми страшными событиями, какими только возможно. И спустя год я лишился второго ребёнка. В день, когда это произошло, скончалась и моя мать от обширного инфаркта. Она так и не смогла перенести стресс. Я ей даже в некотором роде завидовал – меня-то природа наградил сильным сердцем. А сына моего убил какой-то выродок. Он выкрал его из двора дома, где я оставил его всего на пять минут, чтобы зайти в квартиру, и задушил через пару кварталов, когда мальчишка умудрился вырваться и начал кричать. Мразь подняла руку на восьмилетнего ребёнка, не остановившись перед самым страшным.
Его тогда долго искали. Но не нашли. Единственное, что удалось сделать – это получить качественный портрет с одной из камер наблюдения, под которую попал убийца. Я видел это лицо. Какой-то зэк-рецидивист, судя по виду. И абсолютно безумные и злобные глаза. Будто одержимый демоном – ничего человеческого ни во взгляде, ни в чертах лица. Кошмар, да и только. Я долго не мог прийти в себя тогда и начал очень серьёзно пить, чего раньше практически не делал. Я не понимал, как Бог мог допустить такое, и почему он так ненавидит меня. Почему он забрал моих близких, почему послал в мою жизнь такую череду событий. И почему сейчас он стоит в стороне и никак не проявляет себя даже в полунамёках и знаках. Тогда я начал очень сильно сомневаться.
После этой трагедии и я, и мой отец впали в отчаяние, ожесточение сердца и темнейшее уныние. И тут же о себе дала знать онкология – болезнь плохого настроения и нежелания жить. Мы продали почти всё, что у нас было, чтобы обеспечить отцу лечение. Он долго болел, долго лечился, под конец стал сильно мучиться и практически всё время находился либо во сне, либо в абсолютно мутном состоянии сознания. Его обкалывали наркотическими препаратами, из-за чего плыл мозг, и разум туманился настолько, что отец в какой-то момент стал узнавать меня в лучшем случае через раз. Я почти каждый день навещал его, когда он уже не мог жить у себя дома и переехал в хоспис.
В день, когда он погрузился в сон и больше из него не вышел, я уже не смог приехать к нему. Я был настолько морально истощён, что единственное, на что меня хватило – это напиться в одиночестве, сидя в кровати и глядя на настенные часы, мерно высчитывавшие минуты. В какой-то момент часы на стене остановились. И меньше чем через минуту телефон завибрировал на прикроватной тумбочке. Уже тогда я всё понял. В этот вечер я остался совсем один в этом поганом мире. Брошен, забыт и раздавлен, будто червь в придорожной грязи.
Я забрал с собой бутылку с остатками дешёвого бренди, сунул ноги в тапочки и, не одеваясь в верхнюю одежду, вышел на лестницу, просто захлопнув за собой дверь. Поднялся по гранитным ступеням на пятый этаж, затем – по крутой металлической лестнице на чердак. Прошёл под крышей по деревянному пыльному полу, загаженному голубями, и через окошко вылез наружу.
Было очень холодно, дождливо и ветрено.
