последние мгновения прощания: «Жена благословила меня и повесила на шею образок Остробрамской Божией Матери, зашитый в ладанке. …Помню слезы её и моих трёх детей: 2 сыновей – кадеты Полоцкого корпуса …и дочери – гимназистки 5-го класса Виленской Мариинской гимназии. Как тяжело было с ними расставаться! В последний раз я благословил их, поцеловал жену и дочь, вскочил на коня и догнал роту. Мальчики мои провожали меня до самого вокзала, идя рядом со мной и с ротой»[12].
Эти трогательные и одновременно печальные слова прощания А. А. Успенского со своей семьёй, с Вильно, где прошла почти вся его жизнь, «детство, юность и мужество»[13], и со всем мирным прошлым докатились до нас, как тихий отзвук тех тревожных дней, как отдалённое эхо июля 1914 года. И в этих словах улавливается и смутная тревога, и страх перед грядущей неизвестностью, и более всего предчувствие того, какое неизбывное, немыслимо безграничное горе несла с собой надвигающаяся война. Горе разлуки, страданий и утрат, горе, от которого невозможно было скрыться, которого невозможно было избежать. И в этом слове «горе», которое так и не было произнесено А. А. Успенским, но незримо присутствовало в его мыслях, наверное, и выразился весь истинный и окончательный смысл и приговор войны для абсолютного числа тех людей, которые провожали Уфимский полк, да и для многих, многих других людей, расстававшихся со своими близким по всей бескрайней России. Для людей, которым совсем скоро предстояло узнать все ужасы войны. И все эти мысли и чувства, как не хотелось им не верить, уже подспудно проникли в сознание и души и тех, кто уходил на войну, и тех, кто оставался ждать их дома.
И понимание всего этого тогда было самым неотвратимым и страшным для этих людей. Возможно, да и, скорее всего, именно поэтому, с таким сочувствием и внутренним трепетом мы вчитываемся в слова А. А. Успенского и вместе с ним переживаем мгновения расставания в тот уже совсем далёкий, скрывшийся за пеленой времени, по-летнему тёплый июльский день 1914 года.
25 июля/7 августа Уфимский полк прибыл на железнодорожную станцию Симно[14] недалеко от российско-германской границы. Здесь было место сосредоточения 27-й пехотной дивизии.
Летние лагеря в 4-х километрах от Двинска[15]. Берег реки Западная Двина[16]. Витебская губерния. Штаб 25-й пехотной дивизии[17]. 23 часа 00 минут. 17/30 июля 1914 года.
17 июля в 11 часов вечера из штаба 25-й пехотной дивизии был получен приказ о мобилизации[18]. 98-й Юрьевский пехотный полк, как и другие части дивизии, приступил к комплектованию по расписанию военного времени. В полку командиром 1-го батальона служил подполковник Д. Н. Постников. В мае 1914 года ему было присвоено звание подполковника[19], и перед самой войной он вступил в должность командира батальона. Подполковник Д. Н. Постников был кадровым военным, он начал службу в 19 лет в 103-м Петрозаводском пехотном полку. В 1907 году в чине капитана был переведён в 98-й Юрьевский пехотный полк. В России у него оставались жена
Там же.
Там же. С. 20.
Станция и одноимённый город Симно. Современный город Симнас в Литве.
Город Двинск. Современный город Даугавпилс в Латвии.
Место дислокации дивизии: город Двинск. Состав дивизии:1-я бригада 97-й пехотный Лифляндский генерал-фельдмаршала графа Шереметева полк, 98-й пехотный Юрьевский полк. 2-я бригада 99-й пехотный Ивангородский полк, 100-й пехотный Островский полк. 25-я артиллерийская бригада.
РГВИА. Ф. 2712. Оп. 2. Д. 479. Л. 1об.
Там же. Д. 424. Л. 11об.
