деньгами, а в крупных имениях барская запашка часто полностью отсутствовала, и крестьянам там жилось полегче. В таких деревнях было сильное расслоение крестьянства; в воспоминаниях А. Т. Болотова есть упоминания о таких сельских богатеях, что писали на него жалобы самой Екатерине II и, будучи дворцовыми крестьянами, продавали хлеб государству втридорога.
Крестьянская верхушка из больших имений, как и государственные люди, жила достаточно неплохо. Например, В. Шкловский писал, ссылаясь на олонецкого наместника (ныне Республика Карелия) Тутолмина (1785), что зажиточных крестьян больше, чем бедных. Ему возражал известный поэт и общественный деятель Г. Р. Державин. Будучи сам в то время олонецким губернатором, он всё же подчёркивал, что лично встречал в Повенецком уезде дома, где крестьянка в шёлковых чулках поила его изысканным кофе…
В журнале М. Чулкова «И то и сё» за 1769 год встречается распространённое выражение: «достаточен, как олонецкий мужик». О мебели из красного дерева в избе такого селянина пишет и академик Н. Я. Озерецковский в книге «Путешествие на озеро Селигер» (1817). Отмечал эту особенность и Η. Μ. Карамзин, говоря о коломенских фабриках под Москвой и о старообрядцах…
Вот это разбогатевшее крестьянство имело свою литературу – лицевой лубок и не только. Виктор Шкловский ссылается на свою библиотеку с книгами XVIII столетия, с надписями «принадлежит крестьянину такому-то» и проставленными библиотечными нумерами. На одной был аж номер 200. Существовали целые издательства, такие как типография Решетникова, работавшие на подобного читателя. Особенно ценно свидетельство Н. П. Барсукова в книге «Жизнь и труды Погодина», где рассказывается, что будущий историк и писатель в 1813 году поехал в Медынский уезд Калужской губернии, к своей бабушке, крепостной помещика Салтыкова, и в глухом селе мальчик нашёл у своих родственников-крестьян множество книг и, кстати, впервые прочитал «Письма русского путешественника» Н. Карамзина. К слову, известный историк и писатель Михаил Погодин ещё сыграет свою пусть не прямую, а скорее, косвенную роль в становлении одного из героев нашей книги.
К сожалению, в XIX веке крестьянина-торговца, крестьянина-промышленника, крестьянина-грамотея заменил бедный поселянин, горбатившийся от зари до зари на своего прижимистого барина, порой аж до семи дней в неделю. Вслед за достатком грамотность и книги постепенно уходят из деревни. Дворянин, которому теперь не надо служить царю и отечеству, перебирается в своё поместье, где пытается разбогатеть и заменить собой на рынке купечество и оброчного крестьянина. Чем все эти «благостные» усилия закончатся, мы с вами знаем из учебников по российской истории XIX века или, например, из поэмы Н. В. Гоголя «Мёртвые души», с портретами весьма выразительных помещиков. Да и знатоки истории литературы подтвердят это на примере помещичьих забот Льва Толстого и Ивана Тургенева. Последний честно называл себя безалабернейшим из русских помещиков. Но имелись и положительные примеры, однако, скорее,
