парней.
– Не плачь, милая, успокойся. У тебя же всё хорошо. Семья, Степан, любовь. Многие об этом даже и мечтать не могут. Дорожи тем, что есть.
– Ты не понимаешь. Он такой… Господи, как же я ей завидую.
– Он урод, Нина. Поверь мне. Просто, поверь.
Глава 7.
Приближались новогодние праздники. Заканчивалось время шестидесятых, время романтиков, физиков и лириков, геологов и юных мечтателей, верящих в коммунистическое будущее страны, гордящихся полётом Гагарина в космос, стихами Рождественского и Евтушенко, Иннокентием Смоктуновским в роли Гамлета. Хрущёвская «оттепель» сменилась Брежневским «застоем», тайно читалась запретная литература Сахарова и Солженицына, «Мастер и Маргарита» Булгакова, появились диссиденты и гонение на них, более открыто высказывалось недовольство в адрес правительства и «железного занавеса», набирала мощь массовая эмиграция из Страны Советов. Из разных источников поступала информация о том, как прекрасна жизнь в Израиле, Америке, да и в европейских странах: большие зарплаты, красивая одежда, комфортное жильё, а главное – свобода. И этой красивой, недоступной жизни, хотелось испытать на себе. Хоть в чём-то. Появились фарцовщики, которые торговали импортными вещами, а вместе с ними и мошенники, которые виртуозно подменяли красивые вещи на старые тряпки прямо на глазах восхищённых и счастливых покупателей.
Нина раскрыла пакет, только что привезённый из подземного перехода на Пушкинской, достала красное платье, купленное за общие со Степаном деньги и… разрыдалась. Красная мятая тряпка совсем не походила на то, что ей показывал продавец-фарцовщик.
Мечта затмить Полину на Новогоднем празднике рухнула и отчаяние сдавило горло. Она задыхалась. Всё, что касалось Георгия стало для неё самым важным в жизни, и важнее самой жизни. Она готова была умереть за него… или убить.
После той, первой ночи с Георгием, последовали и другие. Она не могла не приходить к нему. Это было выше её сил, выше сознания. Ей даже было всё равно, что он влюблён в Полину, и что у него с Ниной нет будущего. Отказаться от этого настоящего было невозможно. Это происходило в одно и то же время. Нина заходила в тёмную комнату и её подхватывали стальные руки Георгия. А дальше наступало блаженство, граничащее с безумием. Она от переполненных душу и тело чувств теряла сознание, и в эти мгновение казалось, что она окружена миллиардами звёзд, сжигающих её тело такой же страстью, какую испытывает и она. И ей не хотелось покидать это «бессознание», а остаться навсегда и наслаждаться их ярким, пронизывающим всё её тело вселенским жаром. Но… Это неизбежное «но».
– Пора, – голос Георгия слышался, как приказ, которого она не могла, даже боялась, ослушаться.
Нина покорно вставала, одевала платье и молча, не проронив ни слова, покидала комнату. Она шла в общую студенческую душевую, становилась под ледяную струю, пытаясь справиться с дрожью во всём теле, затем натягивала платье на мокрое тело и шла в свою идеальную, как считал муж,
