поднимаюсь я на этот трон, – Елизавета окинула взглядом приближенных и шагнула в здание.
Даже те, кто считал ее незаконнорожденной самозванкой, увидев молодую королеву у входа в Тауэр, признавали ее королевское происхождение. Рыжие волосы Генриха, темно-карие, практически черные глаза Анны Болейн, дедовский нос с горбинкой, а главное – четко прочитывающийся жесткий и расчетливый характер, вкупе с хитростью и осторожностью, делали Елизавету достойной наследницей престола.
– А в Тауэре по-прежнему холодно, – заметила молодая королева: попытки хоть как-то прогреть помещения к ее приезду особым успехом не увенчались. Огромный зал отапливался одним камином. Да и каменные стены башни сохраняли холод гораздо лучше, чем тепло.
– Дворец во всю готовят к переезду, Ваше Величество, – заверил Елизавету один из придворных, – вы здесь ненадолго.
– Надеюсь, – усмехнулась королева и передернула плечами, с которых сползла горностаевая мантия. – Что ж, займемся более неотложными делами. Англия ждать не готова.
Постепенно комната заполнилась людьми. В зале воцарилось молчание. Елизавета снова посмотрела в сторону реки. «Мне нужно время. Время и мир. Очередную войну страна не переживет. Милостью божьей я вышла из тюрьмы и стала королевой. Милостью божьей Англия избежит войны и получит необходимую передышку».
Придворные продолжали молча смотреть на свою королеву. О положении дел в стране многие из них знали гораздо больше, чем их госпожа, потому что разоряли казну с усердием, достойным лучшего применения. Большинство были уверены: опытные французский и испанский короли переиграют двадцатипятилетнюю женщину, вошедшую на шаткий английский престол.
– Начинать мы собираемся с денежной реформы, – неожиданно твердо произнесла Елизавета.
– Предыдущие провалились, – подал кто-то голос.
– Вы имеете наглость сравнивать меня с предыдущей королевой, которая являлась наглой самозванкой? – голос Елизаветы зазвучал еще громче. – Пожалуй, этим мы и докажем, что не просто так взошли на трон, – слова эхом прокатились по холодному помещению. – Если мы здесь по воле всевышнего, то и реформы наши будут иметь успех. Если нет, – королева замолчала, но никто не смел вставить и слово в образовавшуюся паузу, – значит, самозванка – я, и место мое в Тауэре навеки!
Мантия снова сползла с оголенных плеч королевы, но она не стала кутаться в теплый мех, а продолжала стоять у окна, лишь слегка повернув голову в сторону своих поданных.
Вскоре зал опустел, и Елизавета осталась одна. Она ходила из одного конца комнаты в другой в тщетных попытках согреться и одновременно собраться с мыслями. Обещания, которые она так щедро раздавала, казались ей теперь не то, что трудновыполнимыми, они казались невыполнимыми вовсе.
– Что королевой во дворце, что узницей в темнице… Одна! – Елизавета прислонилась лбом к холодному камню. –
