оставшиеся родственники художника тоже. Нехорошая квартира отлично сводит людей.
– Масло-то найдем, – пообещала я без особой уверенности. – А что Марина Игоревна говорила про картину?
– Очередная тайна художника Шишкина, – ответила сестра. – Мы искали масло, а нашли его письмо к Марине Игоревне в ящике с плоскогубцами. Он пишет, что заканчивает ее портрет. Портрет-сюрприз. Здесь, в Нехорошей квартире. Смотри!
Антонина протянула мне конверт, я достала письмо и быстро нашла нужные строчки: «Портрет этот, чую, будет моей лучшей работой. Такого Шишкина еще не видел никто! Я оставлю его тебе, Мариночка, забери его, и когда я умру, радуйся». Ну, с логикой у художника было не очень, но информация о неизвестном полотне мастера интригует.
– Когда Марина Игоревна уезжала из Нехорошей квартиры, никакого портрета не было. Ну, она не находила. Но думает, что Шишкин мог его спрятать, – объяснила Антонина. – Он к концу жизни стал немножко параноик и болел сильно.
– Может, просто не дорисовал? – предположила я. – Или выбросил?
– Может. Но Марине Игоревне хочется верить, что картина существует. Знаешь же, как она любила своего Шишкина…
– От любви одни проблемы, – вздохнула я. – И волнения.
– Бор-ря волнуется р-раз! – заорал вдруг попугай Исаич мне в ухо.
Наверное, он все-таки сказал «море». Но Антонина посмотрела на меня в упор, допила кофе и вкрадчивым голосом произнесла:
– Так. А теперь о главном. Расскажи-ка мне про Сочи.
– Сочи? Сочи хороший, – начала я скучным голосом.
– Александр-р хор-роший! – возразил попугай.
– Кто такой Александр?!
– Это он себя имеет в виду, – отмахнулась Антонина.
– С каких это пор он Александр?
– С тех же, с которых Исаич! В честь Солженицына назван. А ты не увиливай.
– Ладно. Но Сочи правда хорош, особенно весной. Даже не скажешь, что курорт, особенно если на набережную не выходить.
– А с Борей что? – Антонина отлично делала вид, будто не теряет терпения, я оценила ее актерскую игру.
– А вот с Борей – обычный курортный роман, – сдалась я. – Увы. К настоящей жизни никакого отношения не имеющий.
Антонина сделала круглые глаза и застыла.
– Почему ты так говоришь? – произнесла она, наконец.
– Потому что это правда.
– И давно… это стало правдой?
– Я три дня думала, – я встала из-за стола и начала для убедительности ходить по кухне. – Слишком все быстро случилось. И слишком сильны чувства. Такое, знаешь, счастье высокой концентрации.
– Звучит пока не очень плохо, – осторожно заметила сестра.
– Ну представь. Вот я люблю гранатовый сок. И когда еду в какую-нибудь Грузию или Стамбул, постоянно его пью. Мне прямо кажется, вкуснее нет ничего на свете. Думаю – вернусь
