услышал. Ему, мама, интересно.
– Что интересно?
– Врать, лукавить и смотреть на реакцию.
– Это отвратительный, извращенный интерес!
– А как насчет уважения к чужим пристрастиям? Да ты не волнуйся. Это у него период, пройдет. Помнишь, как Васька с дружками рисовали фашистскую свастику в подъездах? Ты его увещевала, отец бушевал, на классном собрании песочили, а им хоть бы хны. Соседний дом разрисовали. Я предлагал выпороть их так, чтобы месяц стоя учились. Ты сказала – не надо. Собрала пацанов и показала документальный фильм о зверствах фашистов во время войны. Как ножом отрезало желание мерзкие граффити малевать.
– Но что теперь делать, я не представляю! Ты, например, никогда не врал…
Договорить им не удалось, потому что неожиданно пришел Рустам Иванович. И жена, и сын мгновенно по его лицу поняли: находится в крайней степени злости.
– Что за кошеварню устроили? – спросил раздраженно Рустам Иванович. – А ты, сыночек, конечно, не на работе?
– А я вообще лентяй и лежебока, – заверил Сергей. – Здравствуй, папа! Позволь?
Сергей протиснулся мимо отца и вышел. Тихо пробормотал по дороге в свою комнату:
– Ты, родной, тоже не на службе. Что б тебе не сидеть в офисе и не рисовать бассейны? А ты домой приперся в два часа дня.
Рустам Иванович работал в фирме, которая строила и обслуживала бассейны.
Взаимоотношения Сергея и папы за двадцать семь лет претерпели большие изменения. Отец был объектом щенячьей привязанности в глубоком детстве, абсолютным кумиром и образцом для подражания лет до пятнадцати, раздражающим начальником с вечными придирками в юности. Когда Сергей бросил институт, они вдрызг разругались, несколько месяцев практически не общались, только в крайнем случае перекидывались несколькими словами. Отношения потеплели во время службы Сергея в армии. Приписки отца в маминых письмах, ироничные и одновременно несущие заряд крепкой мужской поддержки, очень помогли Сергею, особенно в первое время.
Ныне отец и сын сохраняли нейтралитет.
Рустам Иванович: «Ты не оправдал наших надежд. Мы сына растили не для того, чтобы он пилил верхушки деревьев или висел на доме с малярной кистью».
Сергей: «Как мне жить, буду решать только я сам. На твои, папа, шаблоны и представления равняться не стану. Извини!»
Ирине Леонидовне часто приходила в голову мысль – то ли где-то вычитанная, то ли собственная, в минуты отчаяния возникшая, когда муж с сыном сходились в баталии словесной – два взрослых мужика не могут сосуществовать в одной семье. Мать с сыном проживет, и счастливо. Нестарый отец и взрослый сын обязательно схлестнутся, как два самца в одной стае. Они готовы отдать жизнь друг за друга, но поступиться своей свободой, или мнением, или в запале брошенным лозунгом – никогда. Все понимают, страдают, а на компромиссы не идут.
Она опустила голову, чтобы муж не увидел в ее глазах разочарование:
