как мой дар или решишься погубить еще многих своих мужей?! Ну же, решайся, вождь…
Клинок я воткнул перед собой не просто так – коли чудин схватится за него, а после все же попытается ударить, я успею срубить его первым, обезглавив отряд. Но в глазах вождя эстов уже нет прежней ярости и гнева. Остается надеяться, что среди погибших нет его родни, особенно павшей от моей руки или руки Микулы. И радоваться великой удаче, что вожак разумеет русскую речь. Впрочем, учитывая давние торговые и политические связи с Новгородом, сильное русское влияние в Прибалтике до прихода германцев (ведь полочане и новгородцы собирали здесь дань), разумеющий меня эст не такое уж и великое исключение.
В тяжелой задумчивости вождь уставился на меч, коий для оборванцев его отряда выглядит сказочно богатым оружием (как, впрочем, и секиры, и булавы с шипастыми шарами-навершиями), затем перевел угрюмый взгляд на нас с Микулой… И, наконец, произнес:
– Значит, говоришь, заморские псы пойдут летом на Псков?
Я с готовностью кивнул.
– Да. И если вои твоего народа успеют приготовиться и ударят по ворогу, это будет очень хорошо. Но вот мой совет – дождитесь большой битвы русичей и крестоносцев. После нее ослабевший орден уже не сможет защитить свои замки от храбрых воев чудской земли, и она вновь станет только вашей.
Последние мои слова, как кажется, окончательно убедили вождя.
– Хорошо. Я отпущу вас, идите с миром.
Остро посмотрев на чудина, я возразил:
– Поклянись. Поклянись своим родом, своими богами, своей землей.
Эст, впервые за все время разговора позволивший себе легкое подобие улыбки, согласно склонил голову и торжественно произнес:
– Я, Дагмар, сын Ирмгарда, клянусь, что отпускаю вас без боя и не ударю в спину. Клянусь кровью и костьми своих предков! Клянусь старыми богами, живущими в воздухе, в воде и капищах! Клянусь землей своего народа, что ныне попирают пришедшие из-за моря враги! Идите с миром.
Постаравшись не выдать себя чересчур облегченным выдохом, я отступил назад, вложив свой меч в ножны, и замер, вспомнив о лучниках.
– А стрелки, Дагмар, стрелки? Они не утыкают нас срезнями, словно подушки для иголок?
Чудин усмехнулся чуть шире.
– Айвар, Вяйно, Индрек, бой окончен, выходите на дорогу! В русов стрелять не нужно!
Благодарно кивнув вождю, я снял ременную петлю тевтонского щита и приложил его к клинку Дитриха (сердце при этом все же легонько кольнула жалость по безвременно павшему юнцу).
– Удачи тебе, славный Дагмар, сын Ирмгарда. Надеюсь встретить тебя вновь в добром здравии, и не на поле боя, а в теплых и сухих чертогах, где мы насладимся печеным мясом вепря и хмельным медом!
Чудин вновь склонил голову, но уже без усмешки, серьезно. И я повернулся к нему спиной, при этом ожидая услышать сзади торопливые шаги и готовясь уклониться от предательской
