ширину плеч, спины, глубину проймы, высоту от талии до колена, высоту от талии до пола, расстояние от основания шеи до начала линии плеча, объем бедер, длину ног от промежности до голени и икры. Обмер занял много времени. Я придумала параметры, которые никогда бы не понадобились при шитье костюма, потому что ужасно боялась, что Люсьен передумает и не станет учить меня читать. Я стояла на маленькой скамеечке и работала, а Люсьен закрыл глаза (как будто не хотел, чтобы я узнала их цвет) и дрожал всем телом. Я всю жизнь снимала мерки, но в ту среду чувствовала себя начинающей портняжкой. 181, 40, 80, 97, 81, 36, 13… Помню эти цифры, как любимое стихотворение.
Годы спустя Люсьен признался, что в тот день он словно бы лишился девственности благодаря моему сантиметру.
Я не решилась спросить: «С какой стороны носите?» – хотя этот вопрос непременно задает мужчине любой мастер, чтобы не ошибиться, выстраивая промежность. Я просто решила, что Люсьен «носит» слева.
В следующее воскресенье мы встретились в церкви Клермена. Он назначил свидание на 16:00, в этот час там никого не должно было быть. Благодаря отцу-органисту Люсьен знал все церкви в округе и расписание служб в каждой. Он не ошибся – когда я вошла, увидела только его.
Он ждал меня несколько часов на той же скамье, что и в последний раз. На скамье, куда мы присели, чтобы читать молитвенник. Я почувствовала, как у него заледенели руки, когда он передал мне дощечку с азбукой Брайля, и сразу узнала букву «а». Я никогда не получала подарка дороже и сразу поцеловала Люсьена. Это был мой первый поцелуй с парнем. Он сказал: «Я хочу прикоснуться к тебе. Умоляю, позволь мне дотронуться до твоего тела!» Я расстегнула платье. Да, да, расстегнула. Белое платье, бывшее мамино, которое я ушила в талии. Люсьен долго смотрел на меня, как на какую-нибудь потрясающую панораму. От холода я вся покрылась мурашками, но точно знаю, что Люсьену моя кожа показалась невероятно нежной. Я взяла его руку и приложила к своей груди, потом к губам…
– Как вы сегодня, мадам Лопез?
Глава 20
Я не кажусь себе красивой, когда смотрюсь в зеркало в ванной. Брови у меня прямые, а должны выгибаться двумя полукружиями над глазами, как у Джанет Гейнор.
Мое лицо словно бы еще не сделало выбора, не оформилось окончательно. Все некрасивое во мне кто-нибудь однажды сочтет красивым. Тот, кто полюбит меня и станет моим живописцем. Он продолжит меня. Превратит из наброска в шедевр – если у меня случится великая история любви. У всех есть свой Микеланджело, проблема в том, чтобы встретить его.
Жюль называет меня слишком наивной и говорит, что я мыслю по-книжному.
Так и есть – когда я ложусь в постель с мужчиной! – но эту книгу не в каждые руки стоит давать.
Как бы объяснить, чтобы вы поняли… Я никогда не сплю с мужчиной, с которым… сплю. Тот, кого я держу в объятиях, не тот, кого я обнимаю мысленно. Я думаю о ком-то другом, вернее о многих других. Сценарии меняются, иногда их бывает штук пять. Пять мужиков в моей
