возвращалась к нему с каждым тяжелым вдохом. Вскоре он уже был рад, что его отозвали назад. Рубить сиракузцев легко, когда они сломлены и на первых сотнях шагов их безудержного бегства. Но на определенном этапе всегда случалось, что преследование противников, больше не обремененных оружием и доспехами, становилось настоящим испытанием на выносливость. Квинт был рад дополнительной защите от своей кольчуги, но она весила в десять раз больше, чем бронзовый нагрудник и спинные пластины, которые он носил как недавно произведенный в гастаты.
Воин окликнул своих товарищей, не все из которых слышали свист Коракса. Урций последовал его примеру. Звать пришлось лишь горстку солдат. Все уже достаточно повоевали, чтобы понимать, когда дело завершено. Они знавали бойцов, преследовавших противника с таким пылом, что отрывались от остальных и сами становились добычей. И это, вдалбливал Коракс, еще один способ глупо погибнуть.
Они пошли по дороге обратно, двадцать с лишним гастатов, забирая у убитых мехи с водой и по пути добивая тяжелораненых сиракузцев. Трудно сказать, сколько вражеских пехотинцев валялось вокруг, но точно не меньше сотни. Конница понесла еще большие потери. Квинт видел двух-трех всадников, галопом спасавшихся от побоища, но и только. Несмотря на чихавшего гастата, засада удалась на славу. Тех из врагов, кто мог ходить, погнали толпой к месту засады.
Коракс допрашивал пленного и прервался при их появлении. Уголок его рта чуть приподнялся – это был намек на улыбку.
– Услышали мой свист?
– Так точно, – ответил Квинт.
– Какой-нибудь болван еще преследует сиракузцев?
– Никак нет.
– Хорошо. Среди захваченных есть командиры?
– Ни одного, центурион.
– Тогда убейте всех. Мы пленили заместителя их главного. Так или иначе, он у меня запоет, как канарейка.
– Есть.
Квинт не был удивлен. Коракс нуждался в сведениях, и если пленные не могли ничего сообщить, то какая от них польза? Запас провизии при них был малый, а у римлян не хватало ни пищи, ни солдат, чтобы кормить и охранять даже несколько пленников. Хладнокровное убийство людей не доставляло Квинту удовольствия, но приказ есть приказ. Он посмотрел на товарищей, приготовивших мечи.
– Вы слышали центуриона, братцы.
– А ты останься, Креспо.
Квинт удивленно уставился на Коракса.
– Центурион?
– Немного говоришь по-гречески?
Сам факт, что командир спросил об этом, свидетельствовал о многом. Юноша давно гадал, не подозревает ли Коракс, что его происхождение совсем не таково, как он говорил при зачислении в войско. Квинт сам не знал, почему ему так казалось, – просто иногда центурион смотрел на него как-то странно. Чуть поколебавшись, но понимая, что чем дольше медлит с ответом, тем скорее тот покажется ложью, Квинт ответил:
– Чуть-чуть, командир, – и, чувствуя неловкость, начал сочинять: – Я научился греческому, когда…
– Не
