А где же ты тогда живешь?
– Надеюсь, что буду жить здесь. Дебби нужна помощница, вот меня и взяли на неделю на испытание.
– Хорошо бы ты у нас осталась! Тут так скучно, – сказала Роза, успевшая проникнуться самыми лучшими чувствами к этой девочке, которая поет, как птица и работает, как взрослая.
– Да, хорошо бы; мне уже пятнадцать лет, я достаточно взрослая, чтобы на себя зарабатывать. А вы ведь сюда ненадолго приехали? – спросила Фиби, разглядывая свою гостью и пытаясь понять, о какой скуке может идти речь, если у тебя есть шелковое платьице, фартучек весь в рюшах, миленький медальончик и бархатная повязка на волосах.
– Я тут пробуду до приезда дяди. Он теперь мой опекун, я не знаю, как он со мной поступит. А у тебя есть опекун?
– Ну да, скажете тоже! Меня младенцем оставили на ступеньках работного дома, но я приглянулась мисс Роджерс, и она взяла меня к себе. Но ее больше нет, придется мне жить своим умом.
– Как интересно! Ты прямо как Арабелла Монтгомери из «Цыганочки»[1]. Ты читала эту милую книжку? – спросила Роза, которая очень любила истории про найденышей и перечитала их целую кучу.
– Нет у меня книг, чтобы читать, а если выдастся свободная минутка, я бегу в лес; там люблю отдыхать, а не за всякими историями, – ответила Фиби, закончив одно дело и принимаясь за другое.
Роза смотрела, как она достает большую миску с фасолью, которую нужно перебрать, и гадала, каково это – жизнь в труде и без развлечений. Но тут Фиби, видимо, решила, что настал ее черед задавать вопросы, и не без зависти поинтересовалась:
– Вы ведь, наверное, много учились в школе, да?
– Ой, и не говори! Почти год провела в пансионе, и все эти уроки меня едва не доконали. Чем больше я выполняла заданий, тем больше мисс Властер давала мне новых, и мне там было так плохо, что я чуть глаза себе не выплакала. А вот папа никогда не заставлял делать ничего трудного, и с ним заниматься было так приятно, что я даже полюбила учебу. Ах, как мы были счастливы, как любили друг друга! Но его больше нет, так что теперь я совсем одна.
Слезинка, которую раньше Розе так и не удалось выжать, теперь по собственной воле скатилась по щеке, а за ней и вторая – они смогли рассказать историю любви и горя куда красноречивее, чем любые слова.
Целую минуту в кухне стояла тишина, слышались лишь всхлипы маленькой сиротки и сочувственный перестук дождя по крыше. Фиби перестала пересыпать фасоль из одной миски в другую, и глаза ее наполнились жалостью: она разглядывала курчавую головку, склоненную на колени, и видела, что сердечко, бьющееся под миленьким медальоном, болит от утраты, а изящным фартучком вытирают горькие слезы – ей таких не доводилось проливать.
И ей почему-то милее показались собственное ее коленкоровое платьице и синий полосатый передник; зависть уступила место состраданию; если бы она решилась, она подошла бы к своей опечаленной гостье и крепко бы ее обняла.
Но Фиби подумала: а вдруг это сочтут неуместным, и бодрым голосом произнесла:
– Ну,
Речь идет о серии книг для воскресной школы «Цыганочка Брейнтон» («Gypsy Breynton») американской писательницы Элизабет Стюарт Фелпс Уорд (1844–1911). –
