проклятия, которых Макс уже не слышал. Парень кинулся на бузотёра с бешеными остервеневшими глазами, полными ярости, с криками: «Ах ты, п…!!! Всю мою жизнь из-за таких, как ты…!!! Сволочь!!! Я убью тебя!!! Су-уу-ка-ааа!!!». Максим махал руками и ногами, толком не попадая по обидчику. Тот же от испуга отпрыгнул назад, запнулся о стенд с товарами и грохнулся на пол, обрушив банки с напитками. Свидетели конфликта растащили бойцов по разным углам. Макс вырвался из рук мужиков, хлопнул дверью. Взревел двигатель «Форда». Чёрный авто уехал с заправки, оставив клубы дыма.
Максим молча ехал несколько минут. На улице опускались сумерки. Снова полетел мелкий снег. Сердце парня гулко колотилось, руки дрожали. Проехав несколько километров, он успокоился, на смену перенапряжению вдруг пришло ощущение легкости и освобождения. Огромный груз, висевший столько лет, наконец-то был сброшен. Тихое счастье заполнило мужчину, а затем переросло в огромную, несказанную дикую радость. Автомобиль съехал на обочину. Водитель выскочил на улицу, запрыгал от переполнявших чувств, подняв руки со сжатыми кулаками. Он кричал:
– Я победил!!! Я победитель!!! Отныне и навсегда!!!
1
В маленькой сгорбленной деревушке Н., входящей в состав Смоленской губернии, 31 июля 1911 года от Рождества Христова с самого утра шел проливной дождь. Казалось, рассвет в тот день не настал, будто солнце взяло выходной, спрятавшись в своём большом тереме и закрыв наглухо резные ставни на окнах. Ливневые белые полосы плясали по черной земле то влево, то вправо, словно невидимый великан поливал огородную грядку из огромной лейки. Капли воды, выброшенные порывами ветра на скупые квадратные окна деревенской рубленой избы, размывали уличный пейзаж, смешивая серую грязь с зеленой травой, как расплывшуюся акварель. Ленивые сонные петухи не стали будить своими криками сельских жителей в это утро. Короли насеста затаились в теплом нутре хлевов, вжав в мощные оперенные шеи свои крошечные головы с красными покосившимися гребнями на макушке. Темное набухшее небо рыдало нескончаемыми струями соленых слёз, обрушивавшихся на грешную землю, не давая её обитателям высунуть нос из покосившихся бревенчатых домов. Лишь всеми забытая одинокая белая лошадь, оставленная в загоне, омываемая ручьями дождя, стекающими по лоснящемуся крупу, стояла, покорно приняв наказание Господне, молча хлопая задумчивыми лиловыми глазами.
Казалось, жизнь села Н. в этот день окончательно замерла. Но в одной из избушек на окраине деревни именно сегодня ждали появления на свет новой жизни – жизни Матвея Филипповича Нефёдова. Его отец, Филипп Артемьевич, обычный крестьянин, ходил по горнице в засаленной рубахе, опоясанной бичевой, из угла в угол темной комнаты и нервно трепал свою густую серую бороду. За стеной в спальне стонала его жена Прасковья. Подле нее сидела повитуха, давняя знакомая Нефёдовых, еще преисполненная сил, находящаяся в добром здравии старуха Агафья. Рядом с кроватью стоял ушат с горячей водой.
Схватки начались еще до рассвета и к обеду совершенно
