У него на судне есть хорошенький юноша, который отнесет дары вместе с ним. Керам аль-Фаради из тех халифов, которые не скрывают своих пристрастий. Рафел это знает, хотя лишь раз встречался с самим халифом. Обычно он разговаривал с визирем аль-Фаради или с подчиненными визиря. Он отнюдь не был важным лицом. Мелкий дипломат, которого отчасти охраняет его статус, хоть он и киндат.
Надия и ее сопровождающий приедут на мулах по суше. Ей нет нужды торопиться, и она не станет торопиться. Люди на базаре знают и ее, но она не будет похожа на себя, когда въедет в город. На этот раз не будет.
Газзали аль-Сияб, этот прославленный философ и сказитель, доберется до Абенивина через пять или шесть дней, приехав верхом на верблюде после продолжительного пребывания среди племен за южными горами, – обросший бородой и с загоревшим на солнце лицом над закрывающей рот повязкой. Надия как будто случайно познакомится с ним на базаре.
В действительности он не был ни сказителем, ни философом, не пользовался известностью, и на юге тоже не был. Но всегда есть способы распустить слух о том, что в город приехал знаменитый человек.
Потом будет видно. Этот план не идеален. Рафел несколько раз повторил это им обоим на корабле; впрочем, идеальные планы существуют только в мечтах.
Слишком много халифов было в городах, рассеянных вдоль побережья Маджрити и в глубине материка, в окрестностях гор и дальше. Это создавало нестабильную, часто взрывоопасную обстановку.
Таково было мнение Низима ибн Зукара, визиря одного из этих халифов в процветающем портовом городе Абенивин. Когда слишком много людей возлагает на себя священный титул, это лишает его святости, давно уже думал он (однако у него хватало ума не произносить это вслух).
Историки утверждают, что много столетий назад, в годы, предшествовавшие роковому завоеванию Аль-Рассана джадитами под предводительством проклятого Фернана Бельмонте, почти в каждом городке с непрочными стенами из обожженной глины и еженедельным продуктовым базаром правил провозглашенный король или халиф. Такое положение не могло существовать долго, как бы ни прославляли то время легенды.
Ибн Зукар никогда не видел ни садов, ни храмов, ни разрушенных дворцов той страны, которая теперь полностью стала Эспераньей. Ашаритов туда больше не пускали. Завоевание полуострова джадитами произошло давным-давно, но последние ашариты были изгнаны оттуда уже при его жизни. Столетиями им разрешали оставаться там, платить налог за сохранение своей веры; существовали законы, ограничивающие то, чем они могут заниматься и кем быть, но теперь все изменилось.
Одни лишь солнцепоклонники жили сейчас в Эсперанье – и некоторые из тех, кто притворялся таковыми. Были ашариты (и киндаты, раз уж на то пошло), которые изображали поклонение богу солнца, чтобы остаться на родной земле. Он не понимал, зачем кому-то так поступать, жить, ежедневно рискуя, что ревностные священнослужители разоблачат
