не усыпляли, а отвели к кинологу, после чего, снабдив приданым, передали другому владельцу.
Вся эта история с восстановлением замысла романа манила. Такую работу можно было сравнить с пребыванием в санатории. Все это напоминало приключение.
А за то, чтобы перечитать «Портрет», он, конечно, приплатил бы сам, но Вениамину было необязательно знать об этом.
Даниил
Смородина, ростом два метра три сантиметра, привык к тому, что он выше всех в помещении. Обычно он ходил немного ссутулившись, чтобы помещаться в дверных проемах и хоть немного видеть лица собеседников. Даниил оказался высоким, доброжелательным и вежливым юношей в круглых очках. Рукопожатие у него было приятным, он не жестил, давая понять, что с ним можно договари- ваться.
Два длинных очкарика стояли в гостиной, у самого основания витой лестницы. Тот, который постарше, запрокинув голову, любовался барочной фреской на потолке. Если принимать во внимание только цветовое решение, у Смородины было полное ощущение, что он оказался в Италии, во дворце какого-нибудь кардинала.
Заметив изумление адвоката, Даня пояснил:
– Это Бубосарский и Пиногриджов. Обычно они работают в стилистике поп-арта, но конкретно в этой работе есть пересечения с колористическими решениями рококо.
«Ну конечно, – подумал Платон Степанович, – Бубосарский и Пиногриджов. Это многое объясняет». Он помнил картину этого дуэта «Праздник урожая». Там, в продолжение античных традиций, на поле трахались. Праздник же. Урожая. Так как с тех времен, когда на полях это делали регулярно и официально, прошло пару тысяч лет, зрителям XXI века казалось, что перед ними что-то новое, оригинальное. Еще у этого творческого тандема была картина с классиками русской литературы, которые позировали в стиле ню, но при этом вроде бы держали себя в руках. Вероятно, второй праздник урожая, с такими знаменитыми участниками, был запечатлен в тайной серии гравюр.
Смородина порой встречался с друзьями на биеннале или крупных европейских ярмарках contemporary art[2]. Как часто в этих помещениях они вспоминали Никиту Сергеевича Хрущева! О, что бы сказал он, путешествуя вместе с ними.
– А давно это нарисовано?
Даниил прыснул от смеха. Его доброе лицо и интеллигентный облик располагали. Даня был хороший мальчик, выглядел он неприлично молодо и носил очки без диоптрий, полагая, что это придает его облику интеллектуальность.
– При муже такого быть не могло. Если бы вы его знали, вы бы не спрашивали. Два года назад он умер, и у Оли началась новая жизнь.
– А у этой росписи есть… кхм… какая-то программа?
Даня помолчал, выдерживая паузу. «Такой молодой, а уже имеет вкус к беседе, к сервировке факта», – подумал Смородина.
– Леля была чужда банальности. Привозила винтажные, коллекционные ткани, заказывала платья, которых ни у кого больше не было. Art de vivre
Сontemporary art – современное искусство
