чего это? – засомневался Андроник.
– А с того! – рассердился Телеф. – Внешняя политика – это их вотчина. Ты ведь дальний родственник Агиадов?
Капитан кивнул.
Начальник охраны продолжал дышать перегаром товарищу в лицо.
Подтверждение Андроником родства с одним из царей Спарты придало ему уверенности:
– Тебе нравится, когда портовые контролеры на островах в трюм лезут и пошлину дерут за все, что не приколочено?
Теперь капитан замотал головой.
Телеф в возбуждении брызгал слюной:
– Вот войдет в Самосский пролив эскадра и начнется наш порядок, спартанский… Кто сильный, тот и прав… Закон Ликурга гласит, что если поступок спартиата принесет Лакедемону пользу, то он может действовать на свой страх и риск. Мы так и поступим – с минимальным риском, зато без страха…
От открывшихся перспектив получать хорошие барыши за беспошлинный провоз товаров из Лакедемона в богатую Ионию у капитана загорелись глаза.
Однако он решился привести последний довод:
– Вообще-то посольские корабли не трогают даже пираты. Крез подчинил Колофон, Эфес и Приену, а оттуда до Самоса рукой подать. Геоморы дураки, что ли, грабить посольство Спарты, если это выйдет им боком. Стоит лидийцам докопаться до правды…
Потерявший терпение Телеф рявкнул на Андроника:
– Креза больше нет!
Капитан с видом побитой собаки снова закивал головой.
Послы еще поговорили, обсуждая детали…
Когда пентеконтера бросила якорь в гавани Самоса, к берегу рванул обшитый кожей ялик. Не заходя в здание таможни, капитан с начальником своей охраны направились к булевтерию[7].
Андроник прижимал к бедру посольский жезл-керикион с двумя застывшими по воле Гермеса бронзовыми змеями. Телеф украсил голову тенией с узором из лямбды, а в руке нес переплетённую разноцветными лентами оливковую ветвь. Белоснежные хитоны липли к ногам под порывами бриза.
На Самосе официальными атрибутами никого не удивишь, в булевтерий и не такие птицы залетали. Однако статус подчеркнуть вовсе не вредно, чтобы богачи смелее развязали мошну.
Спартиаты прошли через агору к четырехколонному портику. Предъявив дежурившим у входа гоплитам подорожную Совета старейшин, зашлепали сандалиями по шершавым квадрам.
По украшенному бюстами почетных граждан коридору секретарь провел послов Спарты в приемную комнату. Вскоре вошли несколько членов городского буле, все как на подбор дородные, с золотыми печатками на пальцах, в аккуратно подстриженных и намасленных бородах.
Когда саммеоты спросили в лоб: «Зачем продаете подарок?», послы сказали правду: дарить больше некому. А потом приврали: у нас, мол, инструкция – в сомнительной ситуации продавайте, чтобы обратно не везти. «А насколько эта ситуация сомнительная, нам проверять неохота, потому что своя шкура дорога».
Торговались долго. Сказался опыт
Булевтерий – здание для заседаний государственного совета. Сам совет назывался «буле».
