непонятно, почему Аркадий Борисович занимается заготовкой кедрового ореха… Что с ним можно говорить о чем угодно.
– Опишите подробнее слоника из яшмы.
– Ой! Неужели вы его найдете? Вы знаете, как Глеб сожалел о пропаже слоника! «Вот, говорил, пропало мое счастье!» Хотите, я вам его нарисую? Я хорошо рисую. – Она взяла лист бумаги и села за маленькое дамское бюро. Рисуя, она поясняла: – Размером пять на восемь сантиметров… Яшма серая, но слева, на бедре задней ноги, – зеленоватая… Бивни выточены из кости, они пожелтели от времени… Глаза непропорционально большие, зрачки гранатовые… Вот, смотрите. – Она положила передо мной рисунок, выполненный хотя и не профессионально, но с хорошим чувством формы.
Здесь же, на листке, я записал приметы.
– Еще одна просьба: фотография Глеба Якуничева у вас есть?
– Есть… – Она очень неохотно достала из ящика бюро снимок и, не выпуская из рук, показала.
– Вы не хотите, чтобы я прочел надпись на обороте? – спросил я.
– Да, не хочу. Это написано мне… Только мне! Понимаете… – Она замолчала, видимо подбирая слова, которые наиболее полно выразили бы ее мысль.
– Мне нужна эта фотография на три дня. Даю вам честное слово офицера, что я не стану читать надпись.
– Зачем она вам?
– Надо сделать копию, после чего я верну вам ее в запечатанном конверте.
– Вы даете слово офицера… – сказала она в раздумье.
– Да, слово офицера, – повторил я.
– Хорошо, берите ее…
Положив в бумажник фотографию Якуничева, я спросил:
– Разрешите, Глаша, обращаться к вам по мере надобности?
– Если это будет необходимо…
Она проводила меня до двери, в нерешительности остановилась и сказала:
– Глеб с дороги прислал письмо, просил никому не показывать… Вдруг оно вам поможет…
Девушка открыла бюро и достала конверт, на котором, кроме адреса, я прочел торопливо написанную строчку: «Нашедшего прошу опустить в ящик!»
Волнуясь, я вынул письмо.
«Глаша! Не удивляйся. Пользуясь случаем, пишу в туалете вагона. “Добрый человек ” оказался проходимцем. Я его выведу на чистую воду. Вернусь, расскажу – не поверишь. Письмо никому не показывай. Целую. Глеб».
– Как же такое письмо вы от меня скрыли? – не удержался я.
– Глеб просил никому не показывать…
– «Не показывать»! Да разве можно скрывать такое письмо!..
На улице, за углом, в «газике» дожидался капитан Гаев.
– На коне? – спросил Гаев, как только водитель включил скорость.
– Вернее, на слоне! – мрачно сказал я. – На слоне из яшмы!
– Что-то непонятно, Федор Степанович…
– Вот управишься, приедешь в Свердловск, будешь посвящен во все детали. Стрыгин здесь один? – спросил я, как только мы поднялись в кабинет.
– У
