сколько хожу – ни одной кошки не встретила. Только зайцы бегают. А до того тощие… даже похлёбку с них не сваришь, – улыбнулась я, беря гребень. – Лисы иногда встречаются, а змеи… змеи – это хорошо, их кожа и яд сильно ценятся. Жаль редко поймать удаётся…
Марта вздохнула.
– Я тебе к зиме подарок готовлю. Скопила вот… Хочу инструментик прикупить, но не знаю, какой лучше. Ты мне подскажи немного. Сейчас столько видов фортепиано развелось, мастеров немерено, как собак диких.
Я замерла, отложила гребень, гулко сглотнув вязкую слюну, которой наполнился рот. Внутри завозилась тревога, к горлу подкатила тошнота…
– Да зачем мне инструмент? – отозвалась, как можно небрежнее. – Я уже и музицировать разучилась, нот не помню…
Я лгала. Помнила. И ноты, и этюды, и сложные сонаты. Играла во снах и грезила наяву. Часто напевала любимые мелодии себе под нос, когда оставалась одна. В горах, в лесу, на речке за стиркой белья или, когда сети снимать ходила…
– Аяна… дочка… – обернулась Марта. – Ну, не лукавь. Не лукавь. Меня обмануть несложно, но себя-то зачем обманывать? Благородную кровь не скроешь, она всегда даёт о себе знать…
Я закусила до боли губу, развернула голову женщины обратно к зеркалу, взяла с трюмо шёлковые ленты.
– У нас и места-то нет, – произнесла бесстрастно. – И для кого играть, сами подумайте? Для мышей?
– А хоть бы и для мышей, – не сдавалась великовозрастная упрямица. – А может, и для себя. Я же вижу.
– Что вы видите, уважаемая? – насмешливо отозвалась я, ловко плетя толстую косу. – Вас зрение давно уж подводит, вы порой перед собственным носом ничего не видите.
– Вот дерзкая девчонка! – шуточно рассердилась она, шлепнула меня по руке, качнув головой. – Мне не нужны глаза, чтобы видеть, как ты страдаешь. Как зачитываешься до глубокой ночи, как что-то всё пишешь, чтобы только буквы не забыть. Ты не создана для такой убогой жизни… Но я-то свою судьбу сама выбрала, а ты…
– И я сама, – вымолвила жёстко. Сердце подскочило в груди, забилось загнанной птицей. – Вы же не хотите меня прогнать?
– Бог с тобой, болезная! – воскликнула женщина, подскочив на месте. – Где я такую помощницу сыщу? Ты же мне, как дочь родная стала, а дочерей не выгоняют.
– Выгоняют, Марта, – невесело усмехнулась я. – Ещё как выгоняют. Я-то знаю…
Закончив с причёской, я усадила женщину за стол, разложила по плошкам кашу… Налила молока. И осторожно увела тему в другое русло. К грядкам, которые почти высохли несмотря на то, сколько я их поливаю, к вредителям, что пожрали салат и ягоды…
Как бы я не старалась стереть прошлое из памяти, каждый раз я претерпевала полное поражение. Оно так сильно въелось в разум, в моё подсознание, в сердце… ничем не вытравить. А я ведь старалась, но каждый раз будто получала удар под дых. Задыхалась.
Моя жизнь разделилась на «до» и «после», и я поверить не могла, что вообще, когда-то была княжной Аяной
