в том, чтобы ты как можно дольше оставалась их подопечной. Меня к тебе приставили именно потому, что опыта мало. Надеялись, что я буду только мешать тебе развиваться, – скрипя зубами от злости, признался Леон.
– И в чём их выгода? Какие-то государственные дотации на мою размороженную тушку? – не поняла я их расчёта.
– Не знаю, но не удивлюсь, если они сговорились с Говардом, чтобы завалить тебя на тестировании. В общем, всё очень странно, – хмуро сказал Леон, укладывая в мою ядовито-розовую сумку инфоджет и стопки с одеждой.
– Слушай, ну мало ли какие планы были у руководства реабилитационного центра, но я ведь получила вид на жительство, а значит, больше не являюсь их подопечной и могу сама строить свою жизнь. Думаю, тебе не стоит из-за этого терять работу, – высказала я своё мнение.
– Всё не так просто. Ты будешь зависимой от «Елюзена» до тех пор, пока не получишь гражданство. Они оставляют за собой право контроля. В любом случае, я больше не хочу иметь с этим местом ничего общего. Помогать людям можно и где-нибудь ещё. Пойдём, – сказал Лео, подхватывая мою сумку.
Глава 8. Поиск работы
Юлия Новикова
– Да сколько это будет продолжаться?! Просто засада какая-то! – громко возмутилась я, закрывая очередной отказ от потенциального работодателя.
Зато следом за ним на мой аук прилетело с десяток писем с приглашением дать интервью. Тяжело вздохнув, я не глядя отправила всё в корзину. Из недели, отпущенной мне на поиск работы, уже прошло пять дней, а я так никуда и не устроилась. Нет, работы было более чем достаточно, вот только меня никуда не хотели брать.
И дело не в недостаточной квалификации или завышенных требованиях с моей стороны, а в том, что никто не хотел проблем с репортёрами и просто любопытными гражданами, которые наверняка придут поглазеть на меня и будут мешать работе.
Всё дело было в судебном процессе над давно почившим Лебедевым. Иван Алексеевич заморозил меня живой, но оформил всё так, будто я умерла в ходе операции. Поскольку единственным моим наследником был нейрохирург, и я подписала документы на согласие отдать своё тело для научных исследований, то Лебедев вместо удаления аневризмы ввёл меня в криосон, отрабатывая свою новаторскую методику. Все эти сто девяноста четыре года моё тело хранилось в криокапсуле, как образец первой успешной хм… консервации, как бы жутко это ни звучало.
Естественно, размораживать давно почившего человека не было никакой необходимости. После смерти Лебедева его наследники не слишком-то вдавались в исследования Ивана Алексеевича и не интересовались той, кто хранился в их лаборатории. И только пару лет назад один из потомков учёного решил изучить его записи, и выяснил тот факт, что я жива.
Лично я была очень благодарна этому парню. Ведь он мог и умолчать о должностном преступлении, которое когда-то совершил его предок, но поступил по чести. К самому Лебедеву я тоже претензий не имела. Для меня эти столетия пролетели незаметно,
