либо введение новых догматов без соборного определения.
Поэтому, когда Аввакум говорит о «крестоборной ереси никонианской», меня до глубины души поражает не только его богословская безграмотность, но и его запредельная наглость. Ни форма креста, ни способ перстосложения при крестном знамении не имеют ни какого отношения к догматике, а потому и ересью быть не могут. К тому же невозможно понять, как может отдельный священник безо всякого соборного определения решать, что есть ересь. Между тем, Аввакум совершенно спокойно заявляет: «Мы же …, не умолчав, почали обличать еретика…» А подумать, прежде чем обличать? Но Аввакум призывает: «Мучься за сложение перст, не рассуждай много…» А рассуждать-то было надо. Причем именно много. Соборно надо было рассуждать. Впрочем, Аввакум мог и против собора пойти, объявив его еретическим. Он полагал собственный разум единственным и безупречным критерием истины, при этом разума имел с гулькин нос, но главная проблема Аввакума была не в глупости, а в беспредельной гордыне. Вот поразительный факт: этот человек, казалось бы, дышал Христом, Который был для него единственным смыслом жизни, да и самой жизнью, но он при этом имел мышление совершенно нецерковное, это такой герой-одиночка, совсем не понимающий, что такое Церковь.
Нет ни каких сомнений в том, что никонова реформа была ненужной и вредной. В Церкви всё взаимосвязано и переплетено: и обряды, и обычаи, и каноны, и догматы. Не всё в Церкви имеет отношение к Истине, но всё в конечном итоге существует для хранения Истины. Никон этих тонкостей совершенно не понимал, поэтому наломал великих дров без каких-либо реальных причин. Но Никон не был еретиком и ни каких ересей в Русскую Церковь не ввел. По поводу его новшеств можно было протестовать, можно было с ним спорить, можно было скрипеть зубами, глядя на то, как реализуются некоторые его благоглупости, особенно исправление богослужебных книг. Но нельзя было по этому поводу уходить в раскол, нельзя было разрушать церковное единство, нельзя было заявлять, что Никон для них больше не патриарх, поскольку такое вытворяет.
Церковному люду во все века постоянно что-то не нравится в действиях иерархии, но это не повод для раскола. Раскол – это страшно. Не даром говорят, что раскольники раздирают цельнотканый хитон Христов. Не даром говорят, что грех раскола не смывается даже кровью. В Церкви есть только одна реальная причина для разрыва молитвенного общения – ересь. С еретиками общения быть не может, и разрыв с ними, это уже не разрыв с Церковью, это как раз попытка в ней остаться. Никон не был еретиком, а значит вся борьба Аввакума и его сторонников с никонианами, это деятельность антицерковная, то есть по сути антихристианская, потому что Глава Церкви – Христос. Дурость Никона Церковь в конечном итоге довольно легко и быстро переварила. Дурость Аввакума Церковь за 300 лет не смогла переварить. За столетия бесчисленное количество христианских душ оказалось погублено из-за того, что Аввакум с поразительной легкостью назвал ересью то, что ересью не
