Она больше не жрица и вольна делать все, что хочет. Распевать неприличные песни, спать под открытым небом и пить вино с теми, кого ее аббатиса, поджав губы, презрительно нарекла бы «безродными бродягами».
За одной песней последовала другая, а за ней – третья. Стефан, казалось, знал весь репертуар кабацких менестрелей, а если и забывал слова, то тут же на ходу заменял их нескладными строчками собственного сочинения. Спустя несколько песен слегка повеселев и изрядно охрипнув, все трое пересекли крепкий мост и вот вдалеке показались городские стены. В город они прошли без проблем, смешавшись с толпой крестьян, что везли в город кувшины с молоком и маслом, зелень, птицу и прочую снедь – и вот, обождав свою очередь к большому навесу, где за столом сидел сборщик пошлин, их троица уже вышагивала по мощеным улицам Мьезы с изрядно опустевшими карманами.
Путь их лежал вдоль булочных, что заманивали внутрь запахом свежих крендельков и хрустящего хлеба; мимо перекрикивающихся женщин, что мозолистыми руками да колотушками топили белье в лоханях и корытах, а потом вывешивали его на длинные жерди; через давки, у дверей которых хозяева выкладывали на прилавки – а то и прямо на землю – свой товар, расхваливая самих себя, костеря конкурентов и переругиваясь друг с другом.
– Хочу выпить, – заявил Стефан, жадно заглядывая в окна ближайшей харчевни.
– Сначала дела, – покачал головой Джейми, но потом уголки его рта чуть приподнялись. – А потом мы все выпьем.
В конце концов, они вышли на городскую площадь – настолько большую, что стоя на одном ее крае нельзя было увидать другой. Бесчисленные ряды торговцев рыбой сменяли лотки с тканью и украшениями, возы с фруктами и овощами, свечные лавочки и навесы с мясом. Меж ними сновали босоногие мальчишки, крутящиеся вокруг прилавков словно стервятники, только и ожидая момента, дабы что-нибудь стащить; знатные дамы в высоких кокошниках, разгуливающих со свитой в лице служанок и стражей; ученые в длинных платьях с цепями на шеях и учениками, что тащили на горбу покупки своих мастеров; а также купцы и монахи, крестьяне и нищие, младые и старики – в общем, с виду площадь напоминала встревоженный муравейник, а гомон над ней стоял такой, что у Мелэйны с непривычки заложило уши.
Пока Джейми и Стефан расспрашивали местных жителей о том, где тут ближайшая плотницкая мастерская – желательно с мастером, что умеет правильным концом держать долото и пьет хотя бы с обеда, а не прям с утра – Мелэйна невольно засмотрелась на церковь, около которой их троица невольно остановилась. Высокая, выстроенная из белого камня, с множеством круглых окон, в которых сверкала в солнечных лучах разноцветная мозаика. Острый шпиль казалось, пронзал само небо, а перед входом стояли статуи богов света – Феба и Манессы. Каждая в два, а то и три человеческих роста; отец-защитник, одетый лишь в длинную тунику и сандалии, сжимал в могучих руках копье; длинные кудри его спадали на широкие плечи, лицом он был строг, но не жесток. По левую же руку от него стояла Манесса
