глаза. – Заболеешь. Присоединишься к нам. Будет весело! – захлопала Ирка в ладоши.
– Чё, мозги в стенке забыла? Чего здесь весёлого?! – мрачно поинтересовалась Настасья.
– Скройся за этим дырявым свисающим с карниза куском ткани… – подключилась к утреннему цапанию вечная невеста.
– Это – называется «штора»! – подсказала Настя ехидненько.
Я как раз нагнулась за одинокой пельмешкой, отбившейся от собратьев и сроднившейся со льдом. Ира разразилась словесной диареей и прошла к рокерше сквозь меня. А это очень неприятно! Будто тебя без согласия сталкивают в прорубь где-то на Урале.
Поорав на Ирку, я довела невесту до имитации слёз. Та обиженно завизжала. Пролетела сквозь меня (повторно столкнув в прорубь уже, наверное, где-то в Антарктиде) и исчезла, истерично влетев в стену в коридоре.
Я приготовила завтрак из одинокой сваренной пельмешки. В бульон из неё, если так можно назвать смесь кипячённой воды и приправы, я с обидой кинула чёрствую горбушку хлеба, которую не смогла разгрызть. Это сделало малоприятную жижу почти несъедобной. Настя брезгливо-недоверчивым взглядом наблюдала за процессом и не выдержала:
– Ж-ж-жесть! Слушай, вали к Васечкину да пожри нормально! А то траванёшься и точно к нам присоединишься. К Иркиной радости.
Послушав мудрую рокершу, трагически скончавшуюся двадцать два года назад, я перестала маяться дурью и вылила содержимое железной миски в унитаз. Сунув миску в умывальник к остальной грязной посуде, всё ж направилась к Васечкину. Прям в чём была. В спортивных штанах, майке, на пять размеров больше (его майка, кстати) и сланцах. Сланцы, также честно позаимствованные навсегда у соседа, били по пяткам при ходьбе.
Я поднялась на пятый, распахнула дверь и шагнула в квартиру номер 70.
– Васечкин, – окликнула дорогого друга. – Я знаю, что ты дома. Вылезай, где бы ты ни валялся!
Сосед выплыл из комнаты в коридор, и почти внятно произнес моё имя. Облокотился на стену и спросил почти без испуга:
– Ты одна? – мутным взглядом Вася пытался обнаружить кого-то ещё. Странный вопрос! Конечно…
– Нет, – ответила я и пояснила, – с твоей соседкой из шестьдесят девятой.
– Это которая невеста, или «цойщица». Я их всё время путаю.
– «Цойщица», – кивком головы я указала на рокершу, с ухмылочкой стоящую перед ним. Василий заволновался, невольно отшагнул и протянул с обидой:
– А ты не можешь ходить в гости одна?
– Есть чё без плесени пожевать? – поинтересовалась я, проигнорировав вопрос соседа.
Васечкин, по паспорту именуемый «Василием», угукнул и прилип к стеночке, пугливо пытаясь обойти невидимую соседку, которая с ехидной усмешкой наблюдала уже из кухни. Кухню можно было назвать просторной, если бы не хлам и пустые бутылки, в хаотичном порядке расставленные и разбросанные в самых неожиданных местах.
– Сдать бы не мешало, – заметила я, кивнув на гору стекляшек у батареи.
– Сдадим, –
