тронул! Кто же знал, что она царевна?.. Софья Алексеевна, – бухнулся он вдруг в ноги девушке, – не бери греха на душу, заступись за меня! Ведь у меня жена больная, детишек шестеро…
Презрительно скривив губы, Софья переступила через распростертое на полу тело, и прошествовала в свои покои в сопровождении стольника с пятью стрельцами. Но перед тем, как скрыться в паутине дворцовых переходов, царевна успела переглянуться со своим спасителем, в зеленых глазах которого пряталась плохо скрываемая насмешка и что-то, похожее на нежность. Почувствовав взгляд девушки, он поклонился ей с показным подобострастием, картинно прижав руку к сердцу.
Возмущенно фыркнув, она отвернулась, не желая даже кивком головы поблагодарить мужчину за свое избавление от насильников. Тем не менее, вместо того, чтобы думать о своем будущем, Софья, пока шла до своих покоев, слышала чуть насмешливый баритон своего нежданного спасителя и видела его дерзкую ухмылку. Она забыла о том, что может стать жертвой разгулявшейся черни, что где-то лежит, забившись под одеяло, ее брат Ванечка – единственная надежда на ее спасение от монастыря, что в кремлевских палатах проклятая мачеха бьется за жизнь своих братьев и отца. Гораздо больше ее расстраивал тот факт, что ее недавний защитник всего лишь какой-то дьяк. Ну, почему он не боярин или, хотя бы, окольничий?..
Когда Софья появилась в своей светлице, то застала там плачущую сестру Марфу, дядю, тетку Татьяну Михайловну, чьи советы так ценил покойный братец Федор, и даже вдову брата Марфу Матвеевну Апраксину. Иван Михайлович метался по маленькой комнатке, как лев по клетке в Измайловском зверинце. Тетка, с полнейшим хладнокровием расшивала церковные воздуха узорами на пяльцах, а юная Марфа Матвеевна робко следила за Милославским глазами, смахивая с ресниц набегавшие слезы.
При виде пропавшей родственницы все кинулись к ней с объятиями и поцелуями, словно к человеку, вернувшемуся с того света.
– Сонюшка, где ты пропадала так долго? – Зарыдала еще сильнее сестра. – Мы уж и не чаяли тебя в живых увидеть! Дядюшка так набегался, что у Марфы Матвеевны голова закружилась, на него глядючи.
– Голова, видите ли, закружилась! – Взвился от возмущения Иван Михайлович, хлопнув себя руками по ляжкам. – Тут такие страсти рассказывают о том, что в городе делается, а ты где-то бродишь! Князь Голицын заходил сказать, что видел тебя внизу, что проводил Ивана в безопасное место и отправился за тобой. А тебя на месте нет! Теперь Василий Васильевич как мальчик бегает по дворцу тебя разыскивает. Не ровен час с ним что-нибудь случится!
Услышав о том, что ее любимый Голицын рискует жизнью, Софья враз забыла о зеленых очах Шакловитого и с упреком воззрилась на Милославского.
– А ты что же, дядя, отпустил его одного? Почему вместе с ним не пошел?
– Софья, – напустил на себя строгости Иван Михайлович, – ты умная девушка, но иногда говоришь как какая-нибудь слободская молочница. Я единственный среди вас человек, который серьезно занимается нашим будущим. Я, да еще князь Хованский.
