палубу, и плескались волны о борта… Все было грустно и звучало, как колыбельная песнь матери, не имеющей надежд на счастье своего сына…
Челкаш, оскалив зубы, приподнял голову, огляделся вокруг и, прошептав что-то, снова улегся… Раскинув ноги, он стал похож на большие ножницы.
III
Он проснулся первым, тревожно оглянулся вокруг, сразу успокоился и посмотрел на Гаврилу, еще спавшего. Тот сладко всхрапывал и во сне улыбался чему-то всем своим детским, здоровым, загорелым лицом. Челкаш вздохнул и полез вверх по узкой веревочной лестнице. В отверстие трюма смотрел свинцовый кусок неба. Было светло, но по-осеннему скучно и серо.
Челкаш вернулся часа через два. Лицо у него было красно, усы лихо закручены кверху. Он был одет в длинные крепкие сапоги, в куртку, в кожаные штаны и походил на охотника. Весь его костюм был потерт, но крепок и очень шел к нему, делая его фигуру шире, скрадывая его костлявость и придавая ему воинственный вид.
– Эй, теленок, вставай!.. – толкнул он ногой Гаврилу.
Тот вскочил и, не узнавая его со сна, испуганно уставился на него мутными глазами. Челкаш захохотал.
– Ишь ты какой!.. – широко улыбнулся наконец Гаврила. – Барином стал!
– У нас это скоро. Ну и пуглив же ты! Сколько раз умирать-то вчера ночью собирался?
– Да ты сам посуди, впервой я на такое дело! Ведь можно было душу загубить на всю жизнь!
– Ну, а еще раз поехал бы? а?
– Еще?.. Да ведь это – как тебе сказать? Из-за какой корысти?.. вот что!
– Ну ежели бы две радужных?
– Два ста рублев, значит? Ничего… Это можно…
– Стой! А как душу-то загубишь?..
– Да ведь, может… и не загубишь! – улыбнулся Гаврила. – Не загубишь, а человеком на всю жизнь сделаешься.
Челкаш весело хохотал.
– Ну, ладно! будет шутки шутить. Едем на берег…
И вот они снова в лодке. Челкаш на руле, Гаврила на веслах. Над ними небо, серое, ровно затянутое тучами, и лодкой играет мутно-зеленое море, шумно подбрасывая ее на волнах, пока еще мелких, весело бросающих в борта светлые, соленые брызги. Далеко по носу лодки видна желтая полоса песчаного берега, а за кормой уходит вдаль море, изрытое стаями волн, убранных пышной белой пеной. Там же, вдали, видно много судов; далеко влево – целый лес мачт и белые груды домов города. Оттуда по морю льется глухой гул, рокочущий и вместе с плеском волн создающий хорошую, сильную музыку… И на все наброшена тонкая пелена пепельного тумана, отдаляющего предметы друг от друга…
– Эх, разыграется к вечеру-то добре! – кивнул Челкаш головой на море.
– Буря? – спросил Гаврила, мощно бороздя волны веслами. Он был уже мокр с головы до ног от этих брызг, разбрасываемых по морю ветром.
– Эге!.. – подтвердил Челкаш.
Гаврила пытливо посмотрел на него…
– Ну, сколько ж тебе дали? – спросил он наконец, видя, что Челкаш не собирается начать разговора.
– Вот! – сказал
