в этом месте спрятан клад, ходили и копали клумбы, лужайки, даже огороды, под деревьями и кустами. Писулькин ходил довольный результатом, так как вырученные деньги с лихвой перекрыли стоимость средств, потраченных на рекламный трюк.
Писулькин, приоткрыв им завесу тайны над своей литературной новинкой, продолжал расспрашивать у Женика и Елочки относительно его книги:
– Но я прошу вас высказать все, что вы думаете, совершенно искренне, – настаивал он.
– Нет, – отрезал Женик, – лучше останемся друзьями.
Тем временем Бенедиктов начал им рассказывать о том, как трудно стало печататься в журналах и газетах:
– Меня давно не печатали, – жаловался он.
– Мы тебе поможем, – загорелся Женик. Придвинувшись к Бенедиктову и Елочке, он предложил. – Если твои стихи не печатают в газетах, давайте будем их писать на стенах.
– Ура! Замечательно! – воскликнул Бенедиктов.
– Вот здорово! – поддержала Елочка.
Идея всем понравилась, и рано утром следующего дня, когда еще все спали, они, вооружившись ведром с краской, кистями и прихватив с собой лестницу, вышли на улицы города. Приставив к стене лестницу и забравшись наверх, стали писать всякие стихи. Бенедиктов написал такой стишок:
Жизнь не была мне тихим раем,
И труд в поэзии – не мед.
Женик тоже решил попробовать себя в настенной поэтическом творчестве, но все стишки у него почему-то выходили больше о погоде.
Дождь пошел,
Все спрятались.
Капли забарабанили по крыше,
Все пригорюнились…
Елочка критически отнеслась к его творчеству, на что Женик, стал возражать: «А мне нравится, похоже на японские «хоку». У Елочки выходили тоже стихи про погоду.
Веселая лужица у меня на пути.
Смело выезжаю – она позади.
Ругается вслед мне сердитый прохожий,
Брызги попали ему на калоши.
Тут Женик вдруг ударил ладонью себя по лбу, воскликнув:
– А сейчас мы сами себя прославим!
– Это как?
– Очень просто: будем переименовывать улицы в свои имена. Была Цветочная, теперь будет, скажем, имени поэта Бенедиктова.
– Я согласен, – обрадовался поэт, – наконец-то я прославлюсь.
– Женик, а что, других способов прославиться нет? Почему бы тебе не стать, скажем, ученым или художником?
– Вы думаете, я не пробовал? Чем только не занимался! И на всем я поставил жирный крест. Везде все занято, все давным-давно открыто, обо всем написано. Пробовал я свои силы в хоре, но мне сказали, что медведь на ухо наступил. И рисовать я пытался, даже к одному художнику в ученики набился. Месяц я у него учился, но он глядеть не мог на мои художества. После этого я спортом
