ограничивает твоё восприятие информации, что из трёх страниц этого интереснейшего документа тебя заинтересовали лишь несколько строк, созвучных с цензурным уставом?
– Разве ты не слышал слов его превосходительства? Я на службе, Михаил, и приступил к выполнению приказа незамедлительно. Интересно, а на что обратил внимание ты?
– Я? Первое, что бросилось в глаза, – благородные устремления графа! Ведь о чём нам пишет большинство просителей? Если упростить: нижайше просим выдать разрешение, и мы займёмся театральной коммерцией. А Шереметев подробно излагает миссию созданного им музыкально-исторического общества, выражает надежду привить интеллигентной публике любовь к новой, серьёзной музыке. Разве это не похвально?
– Похвально, если не нарушает цензурного устава. Граф и вправду известен своим меценатством, музыкальными концертами и лекциями. Поговаривают, что только на содержание симфонического оркестра он ежегодно тратит сто пятьдесят тысяч рублей[9] собственных денег, если не больше. Мне за такой гонорар нужно пятьдесят лет ходить на службу…
– Ты всё о бренном! А я восхищаюсь энтузиазмом Шереметева! Он уже дважды по собственной инициативе знакомил публику с «Парсифалем» на русском языке в концертах, давно вынашивал идею поставить эту мистерию на сцене, ждал истечения исключительных прав Байройта на постановку. Теперь же граф прилагает все усилия к тому, чтобы первое представление вне Байройта состоялось именно в России. Даже дату определил – 19 декабря, то есть 1 января по европейскому календарю.
– Я тебе эту дату ещё летом называл.
– Ты называл, а Шереметев к ней подготовился! Ведь прав он: какой ещё театр сможет в оставшиеся полтора месяца разучить и поставить «Парсифаля», как не его музыкальное общество, уже знакомое с этой оперой и неоднократно исполнявшее её? И он уже сам договорился с принцем Ольденбургским об использовании зала в Народном доме – там всё оборудовано по последнему слову техники! А тебя, Сергей, не иначе как либретто больше всего беспокоит? Так вот, граф предлагает пользоваться текстом Коломийцова – тем самым, в отношении которого мы уже получили согласие обер-прокурора.
– Знаешь, кто ты, Михаил? Восторженный романтик! Не понимаю, что ты делаешь в Главном управлении по делам печати, ещё и с жалованием больше моего? Предположу, ты из тех молодых людей, что желают за казённый счёт первыми знакомиться с современными пьесами. Тебе бы самому пьесы писать, чем, я слышал, ты втайне и занимаешься – уж я бы их цензурировал с превеликим удовольствием!
Ребров искренне засмеялся и, обняв приятеля за плечо, продолжил с доброй улыбкой на лице.
– Ладно, не обижайся! Твоя любовь к настоящему искусству в нашем деле не менее важна, чем моё чутьё. Давай условимся вот о чём: пока ты пребываешь в эйфории от прошения Шереметева, возьми перо, бумагу и просто пиши под мою диктовку, так мы выполним задание Татищева в считанные минуты! Готов?
«Милостивый Государь, граф Александр Дмитриевич!
Имею честь уведомить
Примерно 170 миллионов рублей в современных деньгах.
