Дом на дне реки. Анна Попова

      Бывает, что, неловкая в работе,

      Пораню руку кухонным ножом.

      И ранка не болит, но ощущаю

      Прохладную струю воды – холодной,

      Горячую – совсем невыносимой.

      Вкус соли, недоступный осязанью,

      Я начинаю чувствовать на ощупь.

      Так и душа: порань её немного

      Укором совести, любовью, безразличьем —

      Становится чувствительней и может

      Увидеть то, что недоступно зренью,

      Услышать звуки и слова такие,

      Что кажется: ещё совсем немного —

      И обнажатся тайны бытия.

      Но ранка постепенно заживает,

      Душа немеет и теряет зренье.

      Тогда себя должна я ранить снова

      И бередить зажившее, стараясь

      Прильнуть душой к любому острию.

      Ни огонька. Лишь поле перед нами,

      И позади, и рядом, и насквозь,

      Как ветер между трав. Не видно звёзд

      За чёрными небесными полями.

      Так было в детстве – выключили свет,

      И даже щель не светится под дверью.

      Весь мир во тьме, и я готова верить,

      Что поля нет, и нас с тобою нет.

      Здесь и на ощупь не найти дорог,

      Прислушавшись, не различить ни звука.

      И я твою сжимаю крепче руку,

      Шепча молитву: «Да воскреснет Бог!»

      Цветут сады. Туман впитал их запах,

      Их лунный цвет и отдалённый звук,

      Как тихий вздох, возникнувший внезапно

      Из долгого молчания разлук,

      В которых дни сосчитаны. Их столько —

      Не меньше, чем летящих лепестков.

      О, вздох цветения – дыхание, и только,

      Неровное дыхание садов.

      И это – звук, не выразимый словом,

      Не оттого ли, что звучит лишь цвет

      Стволов иссиня-чёрных и лиловых,

      Соцветий, чуть зелёных на просвет.

      К июлю глыбы пыльных крон

      Горячий ветер обкатает.

      Так море камушки скругляет,

      Но ветер неотступней волн.

      Он станет к осени сильней,

      Истреплет листья, и, пустые,

      Мне рощи станут как чужие,

      Без птиц, без шелеста ветвей.

      Так дорогие имена

      Сквозь годы слышатся иначе.

      Был каждый звук для сердца значим —