толпились вокруг, спрашивая, жив ли царь.
– Он оглушен, – сказал Александр. – Скоро ему станет лучше. Других ран нет. Мосх! Пошли гонца, пусть всех известит. Сиппий! Прикажи катапультам открыть огонь. Взгляни, со стен на нас глазеют, я хочу пресечь эту забаву. Леоннат, я буду с отцом, пока он не придет в себя. Принеси мне что-нибудь.
Солдаты положили царя на постель. Александр осторожно отнял свою руку – всю в крови – и положил под голову отца подушку. Филипп застонал и открыл глаз.
Старшие военачальники, чувствовавшие себя вправе быть рядом, поспешили уверить его, что все в порядке, армия под контролем.
– Принеси мне воды, – сказал стоявший у изголовья Александр одному из оруженосцев. – И губку.
– Это твой сын, царь, – сказал кто-то. – Твой сын спас тебя.
Филипп повернул голову и слабо пробормотал:
– Да? Хороший мальчик.
– Отец, ты видел, кто из них тебя ударил? – спросил Александр.
– Нет, – сказал Филипп, его голос окреп. – Он напал сзади.
– Надеюсь, я убил его. Одного я убил. – Серые глаза Александра испытующе смотрели в лицо царя.
Филипп устало моргнул и вздохнул.
– Хороший мальчик. Я ничего не помню, ничего до той минуты, когда очнулся здесь.
Вошел оруженосец с кувшином воды. Александр взял губку и смыл с рук кровь – очень тщательно, два или три раза протерев их губкой. Потом повернулся к выходу; оруженосец в замешательстве застыл с кувшином в руках, но, опомнившись, подошел к царю, чтобы омыть его лоб и волосы. Он полагал, что наследник просил воду именно для этого.
К вечеру, несмотря на слабость и приступы головокружения, Филипп мог отдавать приказы. Аргивян отправили прочь, к Кипселе. Александра приветствовали всюду, где бы он ни появился; солдаты дотрагивались до него – на счастье, или чтобы к ним перешла часть его доблести, или просто ради того, чтобы дотронуться. Осажденные, ободренные беспорядками, в сумерках вышли за ворота и напали на осадную башню. Александр повел отряд и выбил их с занятых позиций. Врач объявил, что царь поправляется. Один из оруженосцев остался сидеть с ним. Уже за полночь Александр добрался до постели. Ему отвели отдельный дом. Теперь он был полководцем.
В дверь привычно поскреблись. Александр снова застелил одеяло и подошел открыть. Когда назначалась эта встреча, Гефестион знал, что Александр хочет одного – поговорить. Гефестион всегда все видел.
Друзья обсудили бой, приглушенно говоря в подушку, и вскоре замерли. Стали слышны звуки лагеря, с крепостных стен Перинфа доносились отдаленные голоса ночных дозорных и стрекот их трещоток, подтверждающих, что стража бодрствует.
– Что такое? – прошептал Гефестион.
В смутном мерцающем свете от окна он увидел, как сияющие глаза Александра приблизились к его лицу.
– Филипп
