шеф тоже не стал тратить время на формальную вежливость. – Присядьте и рассказывайте.
Воронцов не столько сел, сколько упал в массивное «клиентское» кресло и заговорил странными, вовсе ему не свойственными, рублеными фразами.
– Я поехал вчера к нему. Все-таки поехал. А его нет, дома только жена. А я не помню, как ее зовут. Она одна, переживает. Ждет с работы, – Воронцов судорожно вздохнул и пояснил: – Она ничего не знала. Я хотел уйти. Потом остался. А потом… я не знаю, как это правильно называется: участковый, постовой? Милиционер. У Павла Петровича паспорт в кармане пиджака был. Во внутреннем. А в паспорте прописка. Милиционер и пришел. Спрашивает: «Проживает здесь такой?» Несчастный случай. Надо ехать в морг, опознать. Мы поехали вместе. Жена всю дорогу плакала. А меня укачало. С детства не укачивало, а тут укачало. Это был он, Павел Петрович. Лежал там… Жена в обморок упала, а у них, в морге, нашатырь, бутылка такая большая. Наверное, многие в обморок падают.
Воронцов замолчал, взял со стола Баринова конверт и машинально начал его теребить. Шеф подождал немного, потом деликатно кашлянул:
– Простите, а что случилось с Павлом Петровичем?
– Несчастный случай, – деревянным голосом повторил Иван Владимирович. – Он шел домой, а там стройка. Рядом. Он упал в яму. Зачем он пошел через стройку? Судмедэксперт сказал, что Павел Петрович пьян был, сильно. Практически невменяемый. А в яме металлолом свален. Арматура всякая, рельсы. И он головой на это железо. Голова разбита… совсем.
– Разве Павел Петрович пил? – напрягся Гоша.
Я тоже встрепенулась. В день нашего знакомства Воронцов, давая краткие характеристики персоналу, назвал своего главбуха трезвенником. Или я что-то не так поняла?
– Нет, он не пьет, – Иван Владимирович уставился на свои пальцы, нервно терзающие конверт, и поправил себя: – Не пил. Печень. Он боялся. Очевидно, стресс. Вот и развязал. – Воронцов смял конверт и бросил его в мусорную корзину. Потом уставился на Баринова и неожиданно спросил: – Я вот все думаю, может это она и есть – Божья кара? Наказание?
Я вытаращила глаза, Гоша поперхнулся, а «наше все» растерянно развел руками:
– Откуда же мне знать? Неисповедимы пути…
– Я понимаю, – Воронцов часто и мелко закивал, – сам не очень в этом разбираюсь. Библию в жизни в руках не держал. А вот сегодня ночью пришло в голову…
Когда Воронцов ушел, Баринов сердито повторил:
– Божья кара! Надо же! Когда мозгов не хватает, чтобы с подонками не связываться, – это и есть Божья кара! Гоша, разберись, пожалуйста, что там с Панкратовым произошло.
– Вообще-то, стресс действительно имел место, – рассудительно заметил напарник. – Печень печенью, а мог и выпить, чтобы снять напряжение. С отвычки подействовало сильнее, чем рассчитывал, вместо обычной дороги ломанулся домой через стройку. А далее – по тексту: яма, металлолом, разбитая голова, морг.
