что он согласился взять ее в жены. Низок был этот человек, а поступок его отвратителен. Но я – я вдруг его понял, и поступок его мне понравился. И пока раввин зачитывал брачный контракт, я все смотрел на своих шаферов и представлял себе, каково было в тот момент той женщине и каково было ее любовникам. А перед тем, как жена протянула мне палец для обручального кольца и я сказал ей: «Отныне ты посвящаешься мне», – я уже знал по себе и то, каково тогда было самому тому человеку.
После свадьбы мы поехали в деревню, провести медовый месяц. Не буду утомлять вас, мой друг, рассказами обо всем, что произошло с нами по пути к вокзалу, и на вокзале, и в поезде, и не буду описывать каждую гору и долину, которые мы видели, и перечислять все водопады и реки, текущие по тем горам и долинам, как это делают беллетристы, приступая к рассказу о путешествии только что обвенчавшихся молодых супругов. Несомненно, были там и горы, и долины, и водопады, и реки, и наверняка с нами произошли по дороге какие-то события, но все это выпало из моего сознания и было забыто из-за того, что случилось в первую ночь. Если вы не устали, я расскажу.
Мы прибыли в деревню и расположились в маленькой гостинице, утонувшей среди садов, окруженных высокими горами. Мы поужинали и поднялись в комнату, отведенную нам хозяином, которому я телеграфировал еще до свадьбы. Моя жена осмотрела комнату и остановила взгляд на красных розах, стоявших на столе. Я сказал шутливо:
– Кто это здесь так любезен, что послал нам такие прелестные розы?
– В самом деле, кто? – с недоумением спросила жена, как будто всерьез допускала, что в этой деревне кто-нибудь еще знает о нас, кроме персонала гостиницы.
Я сказал:
– В любом случае я их уберу, их тяжелый запах мешает сну, хотя в честь такого знаменательного дня могу и оставить.
Она сказала:
– Да, да, конечно… – но голос у нее был, как у человека, который говорит и не слышит своих слов.
– И ты даже не хочешь их понюхать? – спросил я.
Она ответила:
– Да-да, конечно, хочу.
И не понюхала, тут же забыла. Странная забывчивость для Дины, которая так любила цветы. Я напомнил ей:
– Ты их так и не понюхала.
Она наклонила голову к цветам.
Я сказал:
– Зачем ты наклоняешься, ты ведь можешь поднести их к лицу.
Она посмотрела на меня так, будто услышала что-то неожиданное. Та синева в ее глазах потемнела, и она сказала с легкой укоризной:
– А ты наблюдателен, мой дорогой.
Я ответил ей долгим поцелуем, потом закрыл глаза и сказал:
– Вот, Дина, теперь мы одни.
Она встала, с непонятной медлительностью сняла дорожную одежду и поправила волосы.
