бродила по дорожкам сада, любуясь красками осенних цветов.
– Патриция! – окликнул её Генрих.
Женщина обернулась и, завидев мужа, приветливо улыбнулась.
– Как я рада, супруг мой, что ты пожелал выйти ко мне. Сегодня дивная погода…
– Мне необходимо поговорить с тобой, Патриция.
– Что-то снова случилось? Почему лицо твоё так серьёзно, а голос так тревожен?
– Обещай, что все твои ответы на мои вопросы будут честны, – потребовал Генрих.
– Ты пугаешь меня… – встревожилась Патриция.
– Обещай!
– Хорошо, обещаю.
– За что ты так ненавидишь Берхарда? И зачем настраиваешь против него Густава и Маргарет?
Поняла Патриция, о чём речь пойдёт. Неприятен ей этот разговор, но она всегда знала, что рано или поздно он всё равно возник бы, и была к нему готова.
– Почему ты так холодна к нашему сыну? – повторил Генрих, пристально глядя в глаза супруги.
– Ты, кажется, забыл, Берхард – твой сын, а не наш, – спокойно произнесла Патриция.
– Я ничего не забыл. И я помню, как ты перед многими свидетелями, перед моими вассалами согласилась стать для Берхарда матерью, воспитать его наравне с Густавом и Маргарет.
– И разве я этого не сделала? Берхард растёт вместе с моими детьми, играет с ними, он получает такое же образование, имеет такие же одежды и такое же количество слуг. Разве я его чем-то обделяю?
– Ты обделяешь его своей любовью.
– А любить его я никому не обещала.
– Но разве возможно быть матерью и не любить дитя?
– Если дитя чужое, то возможно.
Патриция была уверена в своей правоте и потому не прятала глаза, не склоняла головы и говорила твёрдо. Генрих лишь руками разводил, удивляясь чёрствости супруги.
– Я надеялся, что ты простила мои прегрешения, – проговорил он. – Верил, что у тебя доброе сердце. Но, видимо, я ошибался.
Патрицию эти слова обидели.
– Я бы простила тебя, да только присутствие этого мальчишки ежедневно, ежечасно напоминает мне о твоей измене, его внешность кричит о том, что он чужой нам. Тебе не следовало вообще привозить его в замок.
– Берхард мой сын! Я бы никогда его не оставил! Тем более он лишился матери.
– У него жив дедушка, – спорила Патриция, – который был в состоянии его воспитать…
– Чтобы сын ландграфа фон Регентропфа стал лавочником? – возмутился Генрих. – Со мной Берхарда ждёт более достойная судьба.
– Например, трон Регенплатца?
– Да. Именно это его и ожидает.
– Ты обвиняешь меня в жестокости, в несправедливости, а разве сам справедлив к своему законному сыну, разве ты не жесток к Густаву, лишая его того, что принадлежит ему по праву?
– Берхард – мой старший сын.
– А
