вместо покойничка, чтобы не рыдала понапрасну? А то вдруг убийца так и не сыщется. Ладно, уводи их, Тютя.
Но мой помощник отчего-то хмурится и не сходит с места.
– В чём дело? – спрашиваю.
– Бумага нужна, – бормочет недовольно. Что-то новенькое. Не замечал раньше за своим подчинённым столь ярого соблюдения канцелярских порядков. – Прошлый раз, когда ты гоблина изловил и велел в тюрягу свести, начальник тамошний от ворот поворот мне дал. Почему это, говорит, господин Порк не соизволил сопроводительный тугомент составить. Так и не пустил, выкормыш сардака. Пришлось гоблина во дворе сторожить.
Кошмар! Тютя целую речь толкнул. Похоже, сегодня в лесу кто-то сдохнет. Причём крупнорогатый, да ещё и со всем стадом в придачу. Как бы не пришлось помощника менять. Жаль. Привык, знаете ли, к его молчанию, а тут в нём красноречие вдруг проснулось. Не порядок.
Хотя, он прав, что ни говори. Прекрасно помню тот случай с гоблином. Я же Тютю отправил и об этом благополучно забыл, зная, что помощник исполнит всё в точности. Представьте моё удивление, когда утром прихожу в тюрьму, чтобы засвидетельствовать своё почтение свежепойманному гоблину, и вижу его не в камере на цепи, а связанным во дворе. И рядом Тютя сидит, носом клюёт. Всю ночь не спал бедолага.
Знатно тогда огрёбся у меня начальник тюрьмы. Тот ещё бюрократ. Подозреваю, он просто придрался к Тюте, чтобы не принимать гоблина. От этих сардачьих созданий всегда одни неприятности. Кому охота пускать их к себе, да ещё на ночь глядя. И без разницы тюрьма это или гостиница.
– Будет тебе «тугомент».
Достаю из-за пояса перо и кусок пергамента. Они всегда при мне. Мало ли что… Чернил только вот не ношу. Не хватает ещё в них перепачкаться. Пришлось кликать хозяйку:
– Анжи! Чернила есть?!
– Из жидкостей только вино! – долетает из кухни её недовольное ворчание.
А чего я ждал? Это же притон, а не изба-читальня.
Оглядываю комнату в поисках чего-нибудь пишущего. Внимание привлекает парень с расквашенным носом, который по-прежнему пытается остановить кровь. Через мгновение Тютя крепко держит его за голову, а я, периодически мокая перо в багровые струйки, аккуратно вывожу на пергаменте строчки донесения о задержании подозрительных лиц. При этом похихикиваю, представляя вытянутую физиономию тюремщика, когда он поймёт, что я использовал вместо чернил. Пусть только попробует отказать…
Едва комната опустела, появилась Анжи. В кухню, оказывается, её затолкал мой доблестный помощник. Ну да, как бы он вошёл со своими-то габаритами – прихожка довольно узкая.
Полукровка, гордо вскинув голову, вперила в меня вопрошающий взгляд. «Что дальше?» – читаю по её зрачкам, в глубине которых, на самом дне, прячется испуг: «Что будет со мной?»
Молчу. Мне спешить некуда. Неторопливо обхожу стол, беру шляпу и водружаю на голову. Бандитские
