согласилась она, – но сами понимаете…
– Не понимаю.
– Мне это, конечно, неприятно говорить вам, но и промолчать не могу. Как бы лучше сказать…
– Говорите, я пойму.
– Все мы, князь, смертные.
Илья окинул Костелецкую взглядом, будто изучая ее:
– Княгиня, да вам еще жить и жить!
– Я не о себе, князь.
– Не о себе? – Острожский испугался. – Вы хотите сказать, что может что-нибудь случиться с Беатой?
– Причем здесь Беата?
– Что-то вы, княгиня, – Илье перестала нравиться та загадочность, с которой говорила Катажина, и его скованность сразу же исчезла: – Не договариваете. Будто бы чего-то боитесь.
– Я за вас боюсь.
– За меня?!
– Конечно. Но больше за свою дочь. Если она станет вашей женой, то…
– И какая же опасность меня подстерегает? – Острожский скептически улыбнулся.
– А вы, князь, не улыбайтесь. Всякое может случиться.
– С любым может.
– Любые меня не интересуют.
– Извините, – разговор Илье уже не нравился, – а чего это вы обо мне так беспокоитесь?
– Повторяю, не о вас, а о дочери.
– И что я должен сделать?
– Вот это мужской разговор.
– Спасибо, княгиня, что мы, наконец, нашли общий язык.
Костелецкая пропустила мимо ушей его иронию:
– Раз у вас есть брат, мне бы не хотелось, чтобы после вашей смерти он стал единственным наследником Острожских.
– Он и по закону не может быть единственным наследником, – этот разговор Илье уже опротивел, но, чтобы сразу же не обострять отношения с будущей тещей, вынужден был поддерживать его.
– Законы я знаю.
– А законы соблюдаются.
– Какой вы, князь, непонятливый. Я должна быть уверена, что вы, в случае чего, оставите завещание, в котором конкретно укажете, что останется за Беатой.
– Княгиня, почему вы меня хороните? – вздохнул Острожский.
– Я – мать, князь.
С этим, Илья, конечно, не мог не согласиться. Как и с тем, что в случае его смерти Беату не оставят без наследства. Но умирать ему в таком возрасте не хотелось, а получалось, что Костелецкая словно подталкивает его в могилу. Но своего недовольства так и не высказал. Важнее то, что теперь не должно быть препятствий находиться рядом с возлюбленной. Поэтому и сказал Катажине то, чего она так ожидала:
– Если что случится, не сомневайтесь, Беата получит причитающееся ей наследие. Ведь Константин-Василий совсем еще юный.
Сказав это, еще больше опечалился. Получалось, что в самом деле сам себя хоронит.
– Выше голову, князь, – взбодрила его Катажина. – Никак по Беате соскучились?
Стоило прозвучать имени возлюбленной, как от печали и следа не осталось.
– Да, заждался!
