он выжил.
Мир заново формировался из хаоса.
Весь вчерашний день на соседней койке стонал мужчина. Сёстры называли его между собой Майором. И вот постель его пуста, её застилают заново. Из разговоров санитарок он узнал, что майор скончался. Лапшин мысленно простился с ним до скорой встречи на небесах. Думал: если уж такой сильный человек, военный, по всей видимости, фронтовик не выдержал, куда уж мне.
Майор! Майор…
Но мелодия для кларнета, длинная, полнокровная, сочинённая как будто не им, не отпускала, проясняясь всё больше.
Она, как веревочная лестница, по которой он поднимался в спасительные небеса.
1985
В прихожей квартиры Норштейнов-Храповицких теснились четыре человека.
«Надо что-то предпринять, – решил Лев Семёнович, – иначе Арсений просто уйдёт».
Норштейн обратился к замершей Светлане тоном подчёркнуто бодрым:
– Ну что, мы так и будем Сенечку здесь, около двери, держать? В ногах-то правды нет. Да и согреться ему надо.
Светлана от голоса отца встрепенулась, сделала два быстрых шага к гардеробу в прихожей, достала из него деревянную вешалку с металлическим крюком и протянула сыну. Потом снова застыла наблюдая. Арсений снял дублёнку, повесил её на плечики, предварительно засунув в рукав шапку и шарф, потом присел на табуретку и стащил с себя сапоги. Медленно поднял голову, робко прищурился и, глядя в стену, сказал:
– У папы инфаркт. Он здесь. В Москве. На Ленинском. В Бакулевском институте. Его вызывали два дня назад в ЦК партии. Больше ничего не знаю. Известно только, что его обнаружили на Старой площади, лежащим на тротуаре без сознания. До или после беседы это произошло, пока не ясно. Вчера утром мне позвонили и сообщили, что состояние тяжёлое. Он пока ещё в реанимации. Я сразу же, как узнал, всё бросил и помчался в Москву. К нему, понятно, никого не пускают. Но сказали, что самое страшное позади. Хотя возможно они всем родственникам так говорят. Вот теперь решил к вам.
Пока говорил, ни разу не взглянул ни на кого из родных, а те не перебивали.
Не дождавшись от них никакой реакции, Арсений изменился в лице, все его мышцы напряглись, и он поднялся с табуретки, чуть помедлил, потом опять сел. Взял сапог и стал натягивать его.
– Ты что? – удивился Димка.
– Пойду, наверное. Всё я вам рассказал… Вы теперь в курсе… – голос старшего сына Храповицких дрогнул.
– Нет. Никаких «пойду». Я не пущу тебя. Отдохнёшь – потом вместе поедем к отцу.
– К нему всё равно не пустят, – Арсений закончил с одним сапогом и взялся за второй. – Надо подождать пока кризис минует.
– Вот и узнаем, когда разрешат его навещать. Оставайся. Куда ты теперь пойдёшь? – Димка сжал губы.
– Света, дай Сене что-нибудь на ноги! Дима, быстро поставь чайник. Человек замёрз… – распорядился
