и для начала дал залп из обоих стволов чуть выше ее головы. И как только раздался выстрел, морская змея испустила визг, слышный на милю вокруг, и бросилась обратно в открытое море. Если раньше она передвигалась быстро, то теперь уподобилась молнии и чуть ли не мгновенно превратилась в черную полосу, едва различимую на горизонте.
Дэнл Уэбстер вышел из засидки и вытер лоб. Он сожалел о содеянном и вместе с тем ощущал облегчение. Ему казалось, что после такого перепуга она не вернется, а он хотел оставить все в лучшем виде, прежде чем уедет следующим утром в Вашингтон. Но на другой день, сообщая Сету Питерсону о том, как поступил, он уже не чувствовал недавней радости.
– Напрасно вы это сделали, мистер Уэбстер, – отозвался Сет Питерсон, качая головой, и больше не добавил ничего, только невнятно пробормотал: – Саманти всегда была особенно тверда в своих пристрастиях.
Но Дэнл не обратил внимания на его последние слова, хотя и вспомнил о них позже, и впервые за время их длительного знакомства довольно резко обошелся с Сетом. Так что Сет замкнулся, как моллюск в раковине, а Дэнл отбыл на поезде в Вашингтон.
Там на него сразу навалились дела, так как назревал договор с британцами, и не прошло и двадцати четырех часов, как он напрочь забыл о морской змее. Или так ему казалось. Но три дня спустя, направляясь пешком к своему дому на Лафайет-сквер вместе с одним из друзей-сенаторов по вечерней прохладе, он услышал любопытный звук. Исходил он со стороны реки Потомак.
– Должно быть, у ночного рейса на Балтимор новый гудок, – заметил сенатор. – Да еще такой шумный.
– Да это просто лягушки-быки у берега, – уверенно возразил Дэнл Уэбстер.
Но он-то знал, что это, и у него упало сердце. Однако никто бы не назвал Дэнла Уэбстера трусом. И он, едва отделавшись от сенатора, направился к берегу Потомака. Да, все верно, это была морская змея.
Вид у нее был слегка усталый, и немудрено, ведь она приплыла из самой Плимутской бухты. Но едва завидев Дэнла Уэбстера, она вытянула шею и издала протяжный и низкий любовный вой. Тут-то Дэнл и понял, в чем беда, и впервые в жизни не знал, как быть. Но он прихватил с собой в бумажном свертке пару икряных селедок на всякий случай, поэтому скормил их змее, и она взвыла ласково и благодарно. И он направился обратно к дому, склонив голову. В ту же самую ночь он отправил особой экспресс-почтой письмо Сету Питерсону в Маршфилд, ибо, как ему казалось, Сету известно больше, чем он дает понять.
Что ж, Сет прибыл в Вашингтон настолько быстро, насколько смогли доставить его вагоны, и уже в вечер прибытия Дэнл отправил его потолковать со змеей. Но когда Сет вернулся, по его лицу Дэнл понял, что заметных успехов его товарищ не добился.
– Вам удалось поговорить с ней, Сет? – с нетерпением спросил Дэнл. – Она понимает язык Соединенных Штатов?
– О, все она прекрасно понимает, – ответил Сет. – Даже освоила несколько слов. Они всегда были
